Евгений Кулькин - Обручник. Книга вторая. Иззверец

Таковым был Самуил Хухашвили, которого все звали Жирняк.

Так вот Жирняк, завидев его, так растерялся, что Коба хохотнул ему в лицо:

– Да не с Того я Света, не бойся.

Тогда-то он направился прямиком к матери, еще не уверенный, что там его не ждали те, кого он избегал.

– Я пришел к своим врагам, – продолжил Коба молитвенный причит. – И враги раскрыли мне свои объятья.

Значит, часть негативной энергии я сбыл и начинается тотальная пора очищения.

Он вспомнил двух племянниц, той же Ханы Розу и Мардаса Нинель, проверяющего из Питера Мирунсина и Пану, ту самую, которая не дала ему остаться нецелованным.

Образы этих людей всплывали перед ним и гасли, как гаснут свечи, которым пламя пережимают не боящиеся огня пальцы.

Вот пошли какие-то складушки: «Сночевал не дома – не тобой мята в дому солома».

«Жутко подумать, что женка от тебя разны захажни сочинят. То есть, захаживает не туда, куда по чести надобно».

Потом попало в его сознание слово «распустилось», и он стал распускать его на некое, не совсем понятное прядево.

Потому и сказалось вроде бы и совсем некстати: «Распушка».

Непутевая дорога, которая ведет неведомо куда – тоже «распушка», тут уж от понятия распутничать.

Верба распустилась тоже…

А вот, почудилось, наступил тот вечер, который скупал у неба звезды. Только одна едва заярчит, он ее – раз и к себе в торбу.

Пустил в садок, что сочинен по руслу речной старицы, в куге-камышах там упрятал.

Отдышался от приневоленной работы.

И – опять же за бесценок – хвать еще одну звезду.

На этот раз, кажется, безымянную.

И вдруг – явился чей-то голос и изрек, что религия – это не заблуждение людей, фанатично верящих во что-то или в кого-то, а знания, которые в какое-то время народились из ничего, а может, наоборот, от чего-то, чтобы быть узнанным в более поздних цивилизациях.

Религиозные знания тем удивительны, что им никто не решается противостоять.

Потому – что противостоять можно действию, но не знаниям.

Поэтому следует заучивать те или иные явления и проявления развития общества.

Человеческое тело давно не представляет тайны для науки. А в бездну души даже заглянуть никто не удосужился.

Там – мрак.

И невозможно измерить и психическую энергию.

Все знают, что она существует. А вот какое количество и как ее оборотить на благо, пока толком никто не знает.

Вот возникли впереди два страдальческих глаза.

Коба их уже где-то видел. Кажется, в Тибете. В тот раз, когда…

Он не помнит, как тогда очутился в Китае.

И именно там узнал, кто такой Рама.

Оказалось, Рама не имел отношения к предыдущей цивилизации. Он просто был сыном Кришны, который прижил его с обыкновенной женщиной.

И еще – он только что побывал в городе под названием Амрисар, где встретил Мастера свами Дарам Радж Бхарти.

Он имеет неимоверные знания. И, кажется, прочитал более семисот книг.

Ну а раз так, то у него великие знания в овладении чужими языками.

Но особо гордится Дарам знанием санскрита.

Коба находит с Дарамом какой-то общий язык и любопытствует: в сомати человек бывает полумертвый или полуживой?

Кто-то – кажется, в кромешной дали – заливисто смеется.

И перед ним возникает карта, на которой, как земноводные, перепыхивают какими-то голубоватыми огнями два острова, вернее, семейство островов, и голос говорит:

– Все, что осталось от атлантов – это Азорские и Канарские острова.

Азорские озирают все вокруг и топят, если попадутся, корабли.

А Канарские – канаются, к кому применить кару.

А как они ведут себя по отношении друг к другу, вы видите.

Потом голос иссяк и пошло чисто внушение, посредством которого взошли новые, до того неведомые, знания.

Теперь он уже знал, что у атлантов было семь рас: рмоагали, травиатли, толтеки, пратуранцы, прасемиты, аккадкийцы, монголы.

О монголах Коба слышал. Они пытались завоевать весь мир.

Но что-то им помешало.

Лень было думать что именно и он, как гласил указатель, вошел в Святилище Психической Энергии.

Это ему как раз и надо. Ибо необходимо избавиться от негативизма, чтобы потом рискнуть побывать в сомати.

Он сделал еще несколько неведомых ему усилий и оказался возле Святилища Антигравитации.

Но ему ничего не надо поднимать.

Он хочет просто сам подняться, потому как затекли ноги. Но – не может.

Наконец вспомнил, почему исчезли голоса.

Тут уже давно для передачи мысли пользуются телепатией.

Но для этого надо иметь феноменальную память.

Но не злопамятство.

Этому всему – бой!

Если в Атлантическом океане уцелевшими от катастрофы прошлого считаются острова Азорские и Канарские, то в Тихом их чуть больше – это Цейлон, Мадагаскар, Суматра, Ява, острова Полинезии.

А оставшиеся от атлантов чудеса раскинуты по всему миру – это пирамиды в Египте, Корнаке, монументальный Начкон-Вот в Камбодже, развалины Паленке и Уксмала в Центральной Америке.

А какой удивительный цвет имеют краски Люксора! Или какой ослепляющей синевой украшены другие дворцы, о которых в мире мало кто знает. Он выхватил из ножен клинок Дамаска и свернул его, как улитку.

Но через минуту этот стальной друг превратился все в того же верного тебе служильца.

И тут Коба вспомнил, что он должен делать: это определить связь сознания с внешним миром и сконцентрироваться на обоих мизинцах рук.

Однако у него затекли ноги.

Потом кто-то пришел.

Зовет его каким-то незнакомым именем – Сосо.

Коба восстал из позы Будды и увидел мать.

– Сегодня мне было видение, сказала она, что ты прощен во всех грехах.

И он расслабленно выдохнул всю скопившуюся внутри истому.

Первое, от чего отучил себя Симон, – это кому-либо завидовать.

Хотелось какой-то раскованной самостоятельности, которая, кстати, однажды ему вышла боком.

Но об этом вспоминается не очень охотно уже по той причине, что отец его впрямую спросил:

– Ты настоящий дурак или только таковым прикидываешься?

А Аршан Тер-Петросян, родитель Симона, мог так спросить уже хотя бы потому, что среди торговцев Гори слыл самым умным и предприимчивым купцом.

И вдруг сын – олух!

С родителями всегда трудно говорить на их языке.

Он у них или слишком категоричен, или до безумия занудлив.

Другое дело общение со сверстниками. С тем же Сосо, который, кстати, наградил его кличкой «Камо».

Ну она совершенно необидная.

Даже какая-то родная.

Словно под подушкой однажды ночью вылежанная.

Ушел в сон Симон, а проснулся – Камо.

Кстати, Сосо тоже теперь не Сосо.

Он уже – Коба.

Вот так.

Только неизвестно, кто ему эту кличку повесил.

Какую-то объемную, как висячий замок на складе, в котором хранится порох.