Владимир Циканов - Господа офицеры. Часть первая

Опыт, полученный там всеми лётчиками, кто работал под непосредственным руководством Тимофеева и Захарова в тех условиях боевой обстановки по подбору площадок с воздуха для десантирования, конечно, невозможно переоценить, он уникален. На таких высотах полётов никогда масштабно не работала и не применялась ни одна авиация в мире. Но они сделали это и были первыми.

Вообще-то, все лётчики – народ суеверный. У нас, среди лётного состава, негласно считалось чрезвычайно престижным получить вывозную программу в горах, с последующими соответствующими допусками, непосредственно у двух лётчиков (А. И. Тимофеева и В. Г. Захарова) за их личной подписью. Мы словно получали своеобразный символический оберег, означающий, что в полёте, при любых условиях и при любой ситуации, с нами ничего и никогда не случится! «Стать заговорёнными!»

В отношении меня, к примеру, жизнь подтверждала не раз этот устоявшийся и провозглашённый неизвестно кем, когда и как постулат. На самом же деле, конечно, не было ничего особенного, таинственного и сверхъестественного. Просто они вместе и каждый из них в отдельности подходили к своей работе и выполнению своих обязанностей с особым вдохновением, любовью и чувством необычайной, чрезвычайно необыкновенной ответственности не только за себя, свою жизнь, но и за жизнь и здоровье всего подчинённого им лётного и наземнотехнического состава.

После ввода непосредственно «за черту» (в ДРА) наших пограничников (основного и большего контингента) и возведения там «укрепрайонов», А. И. Тимофеев сам лично участвовал в обустройстве всех, уже обозначенных, площадок для десантирования войск и грузов. Они делались по всем правилам авиационной науки. Александр Иванович являлся прямым и непосредственным консультантом наземного командования по любым вопросам, относящимся к авиации.

А. И. Тимофеев с пленными афганцами

Полковнику Тимофееву наскучило и надоело наводить порядок среди лётного состава, и он пошёл к пленным афганцам. Стоял прекрасный солнечный день. Воздух в горах был такой прозрачный, что, поднявшись на вертолёте на высоту в 6000 метров, можно было увидеть с нашей стороны границы знаменитые на весь мир «семитысячники»: пик Ленина, пик Победы и пик Душанбе. В этих условиях прозрачности и необычайной чистоты воздуха, то, что кричал Александр Иванович, было слышно не только всем нам. Его голос, которому вторило мощное и звонкое эхо, казалось, было слышно и во всем Афганистане, и в Пакистане, и в Индии, границы с которыми проходили по соседнему, прилегающему к речке Лянгар, хребту.

Дед Тимоха кричал: «Ну что, заблудшие овцы…! Жертвы империалистического аборта…?! Мы всех научим и заставим жизнь любить, приведём вас всех к социалистическому строю…!»

Увидев и услышав перед собой кричащего и очень грозного, седовласого, довольно-таки немолодого уже, явно признаваемого и беспрекословно слушающегося всеми вокруг советскими военнослужащими, все афганские пленные без исключения начинали трястись. Во всех их глазах появлялся и стоял неописуемый, просто дикий ужас. Хотя, конечно же, вряд ли кто-нибудь из них понимал, что говорит грозный и на вид злобный русский дядька-шурави 5 5 Шурави – так называли афганцы всех советских военнослужащих. …

Далее Тимофеев подходил к кому-нибудь из пленных, дёргал его за рукав, либо ещё за какую-то часть одежды и кричал, обращаясь к нему: «За наших будешь, (слово на букву „б“)! У меня – сыновья по возрасту такие же, как ты…! Ты зачем оружие в руки взял на … (слово на букву „х“)?! Ты узнаешь у меня…, что есть такое светлое будущее – коммунизм…! Я тебе покажу пик Ленина, и ты узнаешь кто это такой…!» При этих словах дед Тимоха натягивал на глаза до упора пленному его картуз, если таковой имелся. Если нет, то просто дёргал стоящего перед ним за руку, роняя его, таким образом, и усаживая на землю, затем он направлялся к следующему «собеседнику».

С Виктором Григорьевичем Захаровым моё первое знакомство состоялось в октябре-ноябре 1981 года. Точнее 14 октября! (эта дата есть в лётной книжке.)

Я в составе экипажа (командир вертолёта – капитан Анатолий Кивалкин) прилетел в свою первую командировку на уже существующую и начинающую стремительно развиваться базу «Лянгар». Прилетели мы туда пассажирами на бурундайском борту. Свой вертолёт принимали непосредственно в Лянгаре у сменяемого нами экипажа, который улетал домой обратно в Уч-Арал также пассажирами на попутном борту.

Захаров сам лично встретил нас на аэродроме, и когда мы зарулили на стоянку, и были выключены двигатели, он подошёл к нашему вертолёту. Толик Кивалкин его знал, потому что они раньше встречались. Я же никогда не видел Захарова. Только много хорошего, положительного и просто удивительного слышал раньше о нём от своих однокашников по выпуску из училища. Рассказывал мне о нём Александр Попов, который много летал с началом ввода наших войск в ДРА в составе экипажа вместе с Евгением Тибежем и другими лётчиками, командирами экипажей бурундайского полка. Неоднократно делился со мной всеми восхитительными навыками своего командира и Сергей Богачёв, он был по штату в захаровской второй авиаэскадрилье. Оба они и ещё двое, Коля Марков и Николай Гаврилов, все с нашего 1979 года выпуска, по распределению остались в бурундайском полку, а нас четверых, тоже молодых «новоиспечённых» лейтенантов: меня, Толика Корзюка, Сашу Сальникова и Серёгу Сахнюка отправили в г. Уч-Арал, служить в пограничной отдельной авиационной эскадрилье, которая там базировалась. Правда, Сергей Сахнюк долго в Уч-Арале не задержится. Его в начале 80-х переведут в г. Мары в составе одного из лучших экипажей нашей авиаэскадрильи, командиром которого был Керуков Николай Иванович.

С ребятами, оставшимися в Бурундае, я постоянно поддерживал связь. Каждый раз, во время редких встреч с Саней Поповым, он взахлёб рассказывал о своих очень сложных и полных опасностей полётах в Афганистане, о своих командирах ― Евгении Тибеже, Константине Шошневе и Викторе Захарове.

Сейчас я Захарова видел воочию первый раз! Когда мы все вышли из вертолёта, Захаров по-простому, не дав нам представиться, как это положено по Уставу, с невероятно доброй улыбкой на лице, первым протянул каждому из нас руку, и как-то очень мягко сказал при этом: «Захаров! Виктор!»

Передо мной стоял высокий, немного худощавый, но при этом заметно крепкого спортивного телосложения, молодой красивый подтянутый мужчина, майор. Одет он был не в лётный комбинезон, как все лётчики, а в полевую камуфляжную форму, которую носил наземный офицерский состав ПВ (Пограничных войск). При этом эта форма выделялась, несмотря на относительную аэродромную запылённость, удивительной своей чистотой и «отутюженностью».