Денис Кремнев - Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне

Слёзы наворачивались на глаза бойца по мере углубления в рассказ:

– Единственное орудие наше они всё-таки подбили, замолчала артподдержка, но и сами в атаке своей захлебнулись… Вторая волна уже через пару часов подобралась, эти махины стальные воюют да дождичком себе свинцовым поливают. Повезёт, так найдёшь себе укрытие, в земельку завернёшься, не то раздавит, расплющит гадина… Ну и мы их били, ох как мы их били! В борт, под башню, да ребята такие лихие, что в смотровую щель фрицу за здорово живёшь попасть могли…

Мотнул головой в сторону своего оружия, прокомментировал:

– На моём-то «максиме» задание особое было, оторвать пехоту от танков, с чем мы с ним, моим дружищем, с удовольствием справились… Так ведь, посчитать, голов восемьдесят немецких чертовских положили на том поле, так только я один…

Впервые за всё время рассказа на его лице появилась улыбка:

– А танков то, почитай, числом до пятидесяти горело, не врут эти газетные писаки. Хоть и не люблю я этих корреспондентиков, их бы самих в окопы, прочухать, что такое война.

– А про слова, про Москву, что за нами? Тоже врут? – осторожно спросил Злотников.

– Вот Василий Георгиевич, политрук наш, человек пламенный и горячий был, патриот и речь какую угодно мог ввернуть. Здесь уже не поспоришь, сам не слышал, но могло быть… Только и зацепил я краем глаза, как он в измазанном грязью полушубке, а щеголял он в нём белоснежном, дорожил такой вещицей. Значит, выскочил он из смотровой щели через дымы да швырнул гранату в танк, затем поджёг бутылочку, но выполз следующий хищник из дыма да срезал пулемётом Василь Георгиевича… Про слова его последние не знаю, я далеко ведь от него оборону держал…

Резко встал в напряжении весь с места, захрустели старые суставы:

– Ну а потом ведь меня самого и накрыло снарядом, бухнул, сволочуга, прям рядышком… Сильно меня оглушило, будто забылся я… Очнулся, когда уже смеркалось, весь день, почитай, дрались. Тишина-то какая на поле, будто бы в раю оказался. Вражьи махины только сгрудились чёрными пятнами, трупами серыми стелились… Бить их можно ребята, они сейчас натуру свою показали, прут своей наглостью и нахрапом, а мы их стойкостью и сноровкой берём, ещё и не так бить будем, и в хвост, и в гриву ещё погоним до самого их мерзкого Гитлера, где там эта шваль вся сидит…

Опёршись рукой на ящик, крепко рукой обхватил пулемёт:

– Оружие у нас не слабже их, тамошние пушки только поточнее бьют, вот и всё. Да эта точность и не значит ничего вовсе, против ребят таких… Гриша Петренко в смотровую щель танка попадал, шмалял точно, будь здоров… Яша Бондаренко бегал от щели к щели и так четырёх зверей приструнил, а Никита Митченко так и вовсе умудрился забраться на башню танка и прямиком в люк горящую бутылку закинул, устроил чертям ад… Попомните меня, с такими ребятами немцам точно крышка придёт.

Выходили друзья из амбара смутные да ошарашенные:

– Вот это герои, брат, вот это подвиг! – вздыхал Алексей.

– Есть же сила в нас, брат, однако… Человек после такой мясорубки и дальше в пекло лезть готов… Боевой у нас народ, огнеупорный, а сейчас ещё мы с Сибири и Дальнего Востока подтянулись. Крышка оккупанту, – рассуждал Емельян.

Долго потом они ещё высказывали свои мысли о подвигах и геройстве за двуручной пилой.

Уже минут двадцать как горят костры в ночном поле, уже замерзли руки держать оружие, но команды идти в бой все еще нет. В растоптанных валенках и нульцевых ватниках всё равно было холодно. Только густые ели маскировали роту морских пехотинцев, вокруг в чистом поле не было видно ни зги.

Старшина передал команду ориентироваться по кострищам, двигаться по маршруту от костра к костру.

Вот, наконец, взлетает красная ракета, рота выбирается из леса, быстрыми перебежками люди продвигаются по полю, крики «ура» и любой другой разговор запрещен- приказ комбрига ясный: соблюдать скрытность до сближения с противником.

Емельян бежал рядом с Мустафой, чувствуя между лопаток струйки пота, а татарин вовсе даже и не запыхался. « Вот черт выносливый» – думал про себя Емельян. Снег был неглубокий, но валенки всё же увязали глубоко, передвигать ноги приходилось с трудом.

Через полчаса появились очертания деревенских домиков. Рота подошла к ним бесшумно, немцы начали стрельбу с явным запозданием, атаки совсем не ожидали.

Емельян смутно видел силуэты домов, фигуры людей, тело как будто двигалось в невесомости. В самом первом бою разве сообразишь что-либо. Сердце долбит, как пулемёт, семь потов под ватник сошло, ноги ватные, руки смёрзли. Мда, он явно не так представлял своё боевое крещение.

Справился с волнением, заметил немецкую траншею. С воплями из неё выбежали три фигуры. Присел на колено, вскинул винтовку- Бах! Один немец ничком уткнулся в снег, другие бросились в рассыпную. Краем глаза Емельян замечает татарина, тот броском настигает уцелевших и пронзает штыком одного из них. Татарин был опытным бойцом, и Емельян посчитал полезным в бою держаться рядом с ним.

Из траншеи выбегают еще двое и тут же становятся жертвами русских штыков. Мустафа подбегает к двери и бросает внутрь ручную гранату. Взрыв, всполохи пламени, довольный татарин скалит зубы:

– Уууу, шайтан, давись, фриц!

Дальше был суматошный бег по деревенским улицам. Утлые хаты перемежались с пепелищами, брошенными грузовиками, мотоциклами, техника, по большей части, горела. По улицам метались перепуганные лошади, судорожная паника охватила и немцев. Пулеметные расчеты были сразу же блокированы и подавлены. Много фрицев погибло в штыковом бою.

Емельян, Мустафа и ещё два десятка бойцов пробились к центру деревни и с ходу выбили немцев из добротного дома, как оказалось, из комендатуры. Полотнище со свастикой упало в грязный снег. Но продвинуться дальше помешал внезапно возникший пулеметный огонь. Немцы стреляли из подвала старой церкви, расположенной метрах в двустах напротив комендатуры.

Морпехи залегли. Прямо до церкви добраться не представлялось возможным. Старшина жестом приказал двинуться в обход. Обойдя здание комендатуры с тыла, Емельян и Мустафа преодолели несколько огороженных загонов, прячась за стожками сена, телегами и повозками. Скрытно подойти еще и помог почти двухметровый сугроб, наметённый с торца церкви.

Ползком по насту бойцы подползли к зданию, но до пулеметного гнезда, оборудованного в подвале, было очень далеко.

Мустафа указал на лестницу, ведущую в подвал. Видимо, сам церковный подвал был очень обширным, как и следовало ожидать, дверь в него была заперта. Бойцы разделились, окружив подвал с двух сторон. Дверь выбили с помощью пары гранат. Под напором ударной волны её вынесло, из глубины подвала раздались выстрелы и крики гитлеровцев.