Денис Кремнев - Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне

Скрюченными пальцами обеих рук приходилось держаться за трап, бились касками друг с другом.

Алексей и в минуты смертельной опасности оставался верен себе, своему неуёмному чувству юмора и потрясающему самообладанию. Подставив голову к уху Емельяна, зарядил во всю глотку:

«Наверх вы, товарищи, все по местам,

Последний парад наступает!»

Емельян тут же подхватил:

«Врагу не сдаётся наш гордый Варяг,

Пощады никто не желает!»

С песней страх отступил. Теперь уже казалось безопасным поднять выше голову из воротника бушлата, бомбы упадут мимо, пули увязнут в воде.

Метрах в двухста уже показалась полоска земли, – это уже был Сталинград. К рёву моторов и грохоту взрывов прибавился еще какой-то звук, непонятное глухое стрекотание. Вспышки в небе показали, что в дело вступили советские зенитные пушки и пулемёты. Воздушные разбойники дружно развернулись и удрали восвояси. Бойцы заметно приободрились.

Высадка на берег началась с обстрела. Немецкие батареи артиллерии и миномётов находились совсем неподалёку и сменили крылатых стервятников. Снаряды и мины рвались прямо в воде.

Катера причалили к берегу, чёрно-серая волна высыпала на песчаную косу, перерытую и перепаханную проклятой войной. Через восемьсот метров песчаная суша превращалась в оборонительную полосу: доты, окопы, блиндажи, капониры для орудий. Километрах в двух далее высились огромные здания- прославленный на всю страну Сталинградский тракторный завод. Именно за него изнурительная борьба шла уже полтора месяца.

Бежать приходилось во влажном песке, грязь комьями налипала на сапоги. Емельян с трудом удерживал равновесие.

Рядом бежал Мустафа вместе с ящиком патронов от пулемёта Дегтярева.

«Умудряется ещё и ящик на себе тащить,» – удивился в очередной раз недюжинной силе товарища.

Быстрым темпом бригада морской пехоты преодолела прибрежную косу и укрылась за оборонительными позициями гвардейской дивизии.

Старшина тут же собрал всю роту в окопе. По предварительным подсчётам, при переправе потеряли около дюжины своих товарищей.

– Противник расположился в здании бывшего завода и делает отчаянные попытки сбросить наших в Волгу. Ставлю боевую задачу: не допустить прорыва противника через оборонительные укрепления, стоять до конца, до самого последнего вздоха! Отстоим славный город на Волге! – с такими словами обратился к своим бойцам командир роты капитан-лейтенант Рожнов.

«Пехтура» встретила «полундру» с радушием. Делились едой, тушёнкой, сигаретами, немногих счастливчиков, выбравшихся из холодной воды невредимыми, тут же стали отогревать тёплыми вещами и спиртом.

На войне привал был как раз тем самым временем, когда можно было почувствовать себя в мирной жизни, несмотря на помокший бушлат, разбитые сапоги, вечно трущий плечи автомат.

В армии Емельян был с 39-го, он уже с трудом помнил себя в гражданской жизни, в которой хорошо знал столярное дело. Запах ржаного поля запомнил он хорошо, того самого поля, что убирала бригада Ефросиньи, он наведался к ней, помнил её руки, шевелящиеся колосья, знойное марево над всем полем. Потом пошёл дождь, проливной, с громом, они спрятались под телегой, поцелуи… «Суждено ли вернуться к ней иль сгину на войне?»

Через полчаса доставили пищу: гречневую кашу с мясом. Солдатская каша номер один. Так назвал её весельчак Лёха:

– А ну, братва, налетай на горяченькое! Ежели сложить свою головушку, так на сытое брюхо! Неизвестно, как ещё там на небесах с гречневой кашей обстоит, дают её там или нет!

– Зато фрицы свинцовую кашку направо-налево раздают! Смотри, не налопайся!

Старшина, как всегда, был в своей стихии, серьёзный, ненужного бахвальства не одобрял. Да и не понаслышке знал, что такое ранение в живот с набитой утробой.

– Не замай, старшина! Цыганка нагадала, не от пули я погибну!

– Ложкой поживее, да оружие вычисти! Расслабляться немчуре не дадим, к вечеру бой будет. Всем подкрепиться, подогнать снаряжение, пополнить боеприпасы, про оружие не говорю, сами всё знаете. Коль в бою подведёт оно вас- не будет пощады от фрица-курвы!

Наставления старшими подействовали почти магически-разговоры поутихли, только быстрее зашевелились ложки в котелках. Емельяну нужды напоминать не было- своего Шпагина он содержал в чистоте. Даже сейчас, казалось бы идеально гладкую воронёную сталь он тёр неспешно. Получил на пункте раздачи патроны, четыре гранаты, затем неторопливо забил два диска патронами, аккуратно сложил гранаты в сумку. Вспомнил, как старшина учил когда-то укладывать правильно-нерадивые бойцы подрывались не раз из-за своей оплошности, да и командир роты мог выписать затрещину по старой флотской традиции.

Вот и сейчас уделял внимание каждой мелочи- с командирами взводов, старшиной которого уважал за недюжинный опыт, к которому прислушивался, обходил окопы, контролировал подготовку бойцов к атаке, где пойдут пулемётные расчёты, как подогнано снаряжение, доведение каждому командиру взвода маршрут выдвижения на местности цель для каждого подразделения- все успевал отметить, обо всём успевал упомянуть Рожнов.

Сумерки медленно заволокли небо над Сталинградом. Где-то вдали бухала артиллерия и гудели моторы самолётов. Емельян со старшиной уселись у края окопа и ждали сигнала к атаке.

– Накинулась это война на нас, всю Россию на ноги подняла… Кабы не она, уже б женился давно, так вот мыкаюсь, на смерть лицу смотрю да на грязь… На что она, война эта, -в словах Емельяна слышалась иссупленная горечь и тоска.

– На что, на что! Немцам земля наша треба! – в словах старшины послышались нотки родного наречия, – нашу землю забирать пришли, твою, мою, всей советской власти.

– Да это я понимаю, знаю! Да ведь куда столько самой Германии, всей немчуре. Что они с ней делать будут?

– То, брат, политика, не солдатское дело! Доля солдатская- дерьмо грести из-под политики… Но я тебе так скажу, по опыту. Был я и в гражданскую, и в царскую, с немцами дело имел. В шестнадцатом с Брусиловым.

Глаза старшины показались Емельяну печальными и глубоко ранимыми, – такими он их ещё не видел.

– Тогда царь Николашка посылал нас на убой. Немец и тогда был крепок, как орех. Это ненужная война была, умирали за политику. Мы тогда на чужой земле были, а сейчас они к нам пришли, – голос звенел всё твёрже, а глаза становились злее, – и прогнать мы их обязаны, хоть с политикой, хоть без неё! Ради сыновей и дочерей, внуков и правнуков, ради неба чистого и поля русского! Из века в век такова доля солдатская.

Емельян вздохнул, поправляя ремень от автомата. Слова старшины воспринимались, как какие-то нравоучения, но разумное зерно в них определённо было. Просто привыкнуть к крови и смертям было не так то просто. Вернуться бы уже к верстаку да пиле…