Екатерина Элизабет Люмьер - Гимн Красоте

Дойти до кровати не стало трудной задачей, а потому спустя меньше чем полминуты, он усадил Венсана на постель и сам присел на корточки перед ним.

– Простите меня, – проговорил Венсан, опускаясь на кровать.

Он лег, подтянув колени к груди. Как только его голова коснулась подушки, он ощутил, как силы стремительно покидают его. Закрыв глаза, художник практически сразу же погрузился в сон.

Виктор накрыл Венсана одеялом, загибая сбоку, поскольку не мог вытащить его, не потревожив спящего. Люмьер приоткрыл окно, чтобы свежий воздух стал поступать в комнату, принося с собой запах весеннего Парижа. Солнце было подернуто легкой дымкой, а потому было свежо. Он оставил свой шарф на стуле, чтобы оставить не только напоминание о себе, но обещание вернуться. Виктор подумал, что если Венсан проснется, то может занервничать, что Люмьер ушел просто так, забыв, что последний отлучился за обедом.

Он погасил огонь под чайником и вышел из квартиры, забрав ключи с небольшого крючка у двери, и закрыл ее. Не оставлять же Венсана в незапертой квартире. Ему понадобилось десять минут, чтобы дойти до того ресторанчика, где они обедали неделю назад. Заказав добротную порцию лукового супа, целый киш с курицей и какой-то десерт, согласившись наугад, он принялся ждать. Поскольку все было уже заранее готово, то ожидать пришлось не больше четверти часа, покуда ему разогрели блюда и упаковали в бумагу да стеклянную тару, за которую пришлось отдельно доплатить.

Около трех часов дня начался дождь и благо, что к тому времени Люмьер уже успел вернуться и расположить ношу на столе. Еды должно было хватить на пару дней, рассудил он.

Проснувшись, Венсан ощутил приятный запах еды. Несмотря на слабость он чувствовал себя гораздо лучше. Приподнявшись на локте, он осмотрелся. За окном уже начинало темнеть. Цветы, принесенные Виктором, четко вырисовывались на фоне темно-синего неба. Сам танцовщик сидел за столом и, казалось, был погружен в чтение одной из многочисленных книг. Он зажег керосиновую лампу, отчего желтые отблески падали на его лицо.

– Вы остались, – только и проговорил он, чувствуя удивление, смешанное с благодарностью.

Виктор поднял голову, оборачиваясь в сторону Венсана. Он потер глаза и размял шею

– кажется, слишком долго сидел, сгорбившись над книгой.

– Вы проснулись, – он улыбнулся, отложил книгу и встал. – Вам нужно поесть. Правда, все уже, наверное, остыло. – Виктор подошел к шкафчику, где находился тот минимум посуды, который использовал Венсан, и выбрал глубокую миску с ложкой, чтобы минутой спустя заполнить ту наполовину наваристым луковым супом и поднести ее художнику. – Еще теплый. Потом приметесь за пирог, чайник горячий. Я позволил себе заварить немного.

– Спасибо. – Он почувствовал как желудок сводит спазмом. Приняв миску из рук Люмьера, он принялся за трапезу. – Скажите, почему вы остались?

– Скажите, почему я должен был уйти? – Виктор присел на край кровати, улыбаясь ему по-доброму и с каким-то особым спокойствием.

– Вы ведь меня совсем не знаете. – Венсан с сомнением посмотрел на Люмьера. – Так или иначе, я в необъятном долгу перед вами.

– С чего вы взяли? – Виктор оперся локтем о собственное колено и устроил подбородок на ладони, внимательно смотря на Дюплесси, склонив голову. – Почему за мою доброту и мое желание остаться рядом с вами и вам помочь вы мне должны?

Аккуратно поставив на пол миску с супом, Венсан осторожно сел.

– Как правило, люди не бывают добры просто так. Я ни чуть не сомневаюсь в вашей искренности, она мне скорее удивительна. Вы бы могли уйти, доведя меня до кровати и я ничуть бы не обиделся на вас. Более того, я был бы вам благодарен за это. Но вы не ушли, и я не могу найти слов, чтобы выразить вам свою признательность. Я не забуду этого, Виктор.

– Я не захотел уходить. Я захотел вам помочь. – Виктор посмотрел на миску, которую Венсан поставил вниз. – Потому что посчитал это правильным. Для себя правильным, а не потому, что так будет благороднее и красивее.

Виктор наклонился, чтобы взять миску в руки и оставить ее на подоконник за спиной, куда Венсан мог и сам дотянуться.

– Я об этом говорил, Венсан. О любви. Вы должны любить себя, ведь вы божье создание, а не раб, который вынужден истязать себя. – Люмьер встал и отошел к столу, чтобы налить Венсану немного чая – он не был уверен в целесообразности заваривания кофе. – Полюбите сперва себя. Найдите Бога в себе самом. Не любовь к Богу вас определяет, а любовь – к себе – к Богу внутри вас. Когда вы постигнете это чувство, то сможете полюбить человека, если тот или та также разделяют подобное чувство. Ибо оно… прекрасно?

Венсан опустил глаза и некоторое время молчал, обдумывая услышанное. В его голове кружилось множество мыслей. Виктор затронул тему, на которую он и сам часто думал. Как было бы просто взять и просто полюбить себя, принять со всеми изъянами. Он мог бы вернуться к родителям и вести праздную жизнь аристократа, не омраченную голодом и холодом. Но вместо этого художник предпочитал борьбу. Как бы ни трудна была его теперешняя жизнь, он готов был принять вызов и надеялся выйти победителем из этой борьбы.

Бросив взгляд на Виктора, он посмотрел на мольберт, на котором стоял незаконченный портрет. С досадой подумал он о том, как много успел бы сделать за сегодня, если бы не потерял сознание.

– Любовь к себе – это та роскошь, которую я не могу себе позволить. Я твердо уверен в том, что моих деяний недостаточно и я должен стараться проявить себя как можно лучше. Мне есть чему учиться и, как вы верно заметили, я еще достаточно молод. У меня есть шанс достичь успеха на жизненном пути, – он говорил тихо, но с чувством. – И видите ли, мое состояние обусловлено вовсе не моим желанием наказать себя. Я вынужден жить в стесненных обстоятельствах из-за того, что в силу моей болезни не успел закончить работу перед одним заказчиком. Он должен был заплатить мне, но не заплатил, сочтя выполненное недостаточным. Поэтому я вынужден ограничить себя в пище до момента, когда получу свой аванс.

– Я понимаю. – Виктор хоть и хотел сказать намного больше, чем произнёс, но решил, что сейчас не лучшее время для очередной лекции на тему религии, ведь Венсан чувствовал себя далеко не лучшим образом.

Он подошёл к столу и положил на тарелку, которую достал все из того же шкафчика, кусок киша с курицей, который пах так ароматно, что даже самому Люмьеру захотелось есть. Виктор налил в чашку кипятка и заварил чай.

– Простите, что чувствую себя, как дома. – Он имел ввиду свою самодеятельность и самоуправство.

Взяв в руки и то, и другое, Виктор подошёл к Венсану и сел обратно, протягивая сперва тарелку, чтобы Дюплесси наконец-то оказался сыт.