Екатерина Элизабет Люмьер - Гимн Красоте

– Сейчас около семи вечера, у меня есть ещё несколько свободных часов. Если вы хотите, я могу остаться, а если же вы устали и хотите отдохнуть от меня и от моего общества, только скажите.

– Нет, что вы! – поспешно ответил художник, принимая еду. – Я нисколько не устал. Мне приятна ваша компания. Я лишь сожалею о том, что мы не смогли сегодня поработать. Мне так хотелось рисовать вас.

Он кивком указал на мольберт, как будто бы разрешая Виктору взглянуть на него. Хотя он был более, чем уверен, что тот уже посмотрел на его работу. Венсан, как и многие художники, не любил показывать незаконченных работ. Они всегда были не более чем обещанием. Однако он чувствовал, что может доверять Виктору.

– Не думайте об этом, Венсан. – Виктор улыбнулся. – У нас есть едва ли не каждый понедельник этой жизни, если вы захотите дописать его с меня.

Люмьер оперся локтями о колени, запустил пальцы в волосы, взбивая густые тёмные кудри, опустив голову. Виктор думал о том, что такая жизнь скорее наказание, чем подспорье для душевного счастья, но не произносил этого вслух. Сказал только:

– Если хотите, я могу узнать, нет ли в театре подходящего места для вас.

– Место? О, боюсь я не танцую, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил Венсан.

Теперь, поев, он ощущал приятное тепло внутри и удивительное умиротворение.

– Вам и не придётся.

Виктор повернулся к нему, говоря достаточно серьёзно. Казалось, что он в секунду мог изменить свое настроение, при этом оставаясь нарочито спокойным на первый взгляд.

– Театр – это не только танцовщики, певцы и музыканты. Это огромная машина, которая работает благодаря сотням людей. Я слышал, что художник по костюмам собирался уволиться – тридцать лет в Ле Пелетье немалый срок. Если это так, вам интересно стать частью Опера Гарнье?

Виктор смотрел на него тем самым взглядом, каким-то особенным, насквозь.

Люмьер был готов решить любую проблему, найти ответ на любой вопрос, но только если человек был готов к этому сам. Виктор умел жить только так – искать пути решения и находить их, а не ждать, пока проблема исчезнет, словно не бывало.

Но мгновение Венсан замер, пытаясь вообразить устройство оперного театра изнутри. Перед его глазами проплыли красочные картины того, что он украдкой видел за кулисами, когда приходил писать танцовщиц. Эти образы его несомненно порадовали. Он улыбнулся и взглянув на Виктора согласно кивнул.

– Думаю, это было бы интересно. У меня небольшой опыт работы. Вы должны учитывать это. Вернее, я лишь время от времени выполняю заказы. До этого я никогда не работал и, боюсь, что умею не так уж и многое. Но я готов учиться, и для меня было бы честью работать в столь замечательном месте.

– Я тоже научился танцевать далеко не сразу, как и на скрипке играть, хотя последним я на жизнь не зарабатываю. – Виктор потянулся, разулся, оставаясь босиком. Ноги попросту устали за весь день в обуви, а потому было приятно почувствовать прохладный пол под ступнями.

– И все-таки, Венсан, сколько вам лет? Вы выглядите так, словно вам нет и двадцати. Раз уж я «верно заметил», что вы молоды.

Поставив пустую тарелку на подоконник, Венсан встал и сделал несколько неуверенных шагов, словно проверяя не испытает ли он дурноты вновь. Но нет, голова более не кружилась, и он был готов приняться за работу с новой силой.

– В среду мне исполниться двадцать три. Я не так молод, как вы могли предположить. – Он улыбнулся и посмотрел на танцовщика. – А вам?

– А как вы думаете? Сколько дадите? – Виктор сделал жест рукой, словно очертил собственный силуэт. Заигрывал, совсем немного, но уверенно. – Быть может, я бессмертное телесное воплощение Вакха, и только вы об этом пока не знаете точно, но разгадали мой страшный секрет?

Венсан легко и звонко рассмеялся.

– На вид вам не больше двадцати пяти, но ваш образ мысли и то, как вы себя преподносите говорит о том, что вы все же несколько старше. Но все же вы танцуете в театре, и это тоже стоит брать во внимание. Мне кажется, будь вам совсем уж много лет, вам бы не давали солирующие партии в танцах, давая дорогу более молодым танцорам. Если позволите, то я думаю, вам около тридцати. Однако я могу и ошибаться.

Виктор легко и с изяществом поднялся с кровати, шагая в сторону Венсана, обходя его стороной, касаясь ладонями его плеч, становясь за спину художника.

– А откуда вы все-таки уверены, что я не бог оргий и религиозного экстаза?

Шепот Виктора коснулся уха Венсана, а руки, точнее его пальцы, до этого сжимавшие плечи, невесомо коснулись шеи и линии челюсти. Он обвел абрис его лица, едва ли не прикасаясь губами к виску.

– Скажите мне, Венсан.

Вторая рука легла обратно на плечо, мягко сжимая его, в то время как вторая прикасалась к лицу. Виктор был необычным человеком, который был до невыносимого рациональным, но при этом позволявшим себе вольности.

Венсан окаменел. Прикосновения были приятны и умиротворяюще. Он чувствовал, что его самообладание может не выдержать этого испытания и надломиться в любой момент. Нежно и осторожно он провел кончиками пальцев по руке Виктора. То, что он испытывал сейчас, было столь необычно. Момент очаровывал. Только много позже он осознал, что в то мгновение был готов поцеловать Виктора и пристыдился своих внезапных порочных мыслей.

– Ответьте же мне! – Виктор коснулся губами его скулы, в то время как вторая рука легла на шею, мягко обхватывая, пальцами задевая рубашку. Он обвел ими выступающую ключицу, и так же тихо произнёс: – Почему я не могу быть вашим личным богом, что сведёт вас с праведного пути; древним существом из забытых греческих мифов?..

– Я вам уже говорил, – медленно произнес он, поддаваясь гипнотическому голосу Виктора. – Для меня вы и есть божество в красивых одеждах из прекраснейшей ткани, обитающее в райском саду. Я даже будто слышу запахи цветов и пряностей, доносящихся оттуда, и нахожусь в вашей полной власти.

Виктор коснулся лица Венсана вновь, огладив левую щеку, поворачивая его к себе, чтобы посмотреть ему в глаза. Люмьер не переступал обозначенную верой Венсана грань, но у него едва ли не сводило пальцы от желания что-либо сделать, прикоснуться ещё. Если бы он сделал ещё хотя бы одно движение, то сам бы поцеловал художника, но последствия были бы куда более плачевными. А потому он смотрел ему в глаза, мягко касаясь пальцами щеки, чувствуя под ними прохладную кожу, подернутую румянцем.

Вновь перехватив его руку, Венсан провел подушечками пальцев по гладкой поверхности кожи. Он хотел было отстраниться, прервать этот чарующий зрительный контакт, но понял, что не в силах отвести взгляд. Приоткрыв рот, словно он хотел сказать что-то, Венсан некоторое время стоял, боясь шелохнуться. Словно стоило произвести неловкое движение и магия момента была бы разрушена. Затем, закусив губу от внезапного волнения, он мягко убрал руку Виктора и отстранился.