Юрий Торубаров - Василий Тёмный

– Ваше величество, панове, – при этом он кому-то кивнул головой, но никто не понял этого кивка, – я хочу обсудить один вопрос.

Он повернулся и посмотрел на епископа, сидевшего в первом ряду. Тот побледнел, откашливаясь в кулак. Витовт начал:

– Уважаемые панове! Нас не может не беспокоить, кто в дальнейшем будет нами править.

– А ето зачем нам седня знать? Король жив, – поднялся Сандомежский.

– А затем, что сыновья короля, не его дети! Я обвиняю королеву в измене!

– Доказательства! – орет все тот же Сандомежский.

– Сейчас они…

В это мгновение раздалось что-то непонятное. Какой-то гром, и такой силы, что в храме закачались люстры, и некоторые свечи погасли.

Когда все стихло, вскочил епископ:

– Это неправда! Господа панове. Пусть королева поклянется на кресте.

– Пусть, – поддержал сейм.

Бледная, королева пошла к тумбе, на которую епископ положил крест. Он помог королеве подойти к кресту, заодно шепнув:

– Ничего не бойся.

– Я. – Она посмотрела на епископа, тот только закрыл глаза. – Я… – И положила руку на крест. – Клянусь, что дети от моего мужа, короля Польши.

Епископ подскочил к ней. Поддерживая ее рукой, он неожиданно рявкнул на весь костел:

– Верим королеве, панове!

– Верим! Верим, Верим!

Витовт, грозно сдвинув брови, широким шагом, несмотря ни на кого, пошел к выходу. Его проводил торжествующий взгляд епископа.

Придя к себе, он вызвал воеводу. Тот, весь израненный, еле доплелся до него.

– Что случилось? – рявкнул князь, не обращая внимания на его состояние.

Тот заплетающимся языком рассказал:

– Как только я получил ваш сигнал, тотчас посадил их в карету, и мы поехали. С обеих сторон надежная охрана. Впереди, на дороге, я увидел двух мужиков, в руках у них были шары и дымящиеся труты. Я послал воинов, чтобы те их оттеснили от дороги. Что они и сделали. Но, когда мы поравнялись с ними, они бросили их под повозку. Я услышал ужасный шум, что-то ударило меня в спину, сбило с коня… Вот все, что я видел.

Витовт в сердцах грохнул кулаком по столу. Он понял, что Олесницкий на этот раз его переиграл.

Давно это было. Более ста двадцати лет минуло с той поры, когда бездетный князь Иван Дмитриевич Переяславский завещал Переяславль не дяде, князю Городецкому Андрею Александровичу, а его брату, московскому князю Даниилу Александровичу. А сделал Иван так в отместку князю Городецкому за то, что еще при жизни его отца Димитрия он и Федор, князь Ярославский, заставили их бежать из родного города. Обида в Иване не умерла. Вот так он решил поступить.

Андрей счел это оскорбительным для себя и отправил туда своих наместников. Но Даниил выгнал его наместников, и в этом он нашел поддержку у владыки Симеона. Московское княжество приросло целой областью. После смерти Даниила его сын Юрий Даниилович продолжил начатую отцом политику приобретать и усиливаться чужими землями. Но прежде всего он решил укрепить свои границы. И начал с южных рубежей. Ибо оттуда враг, в лице Орды, чаще всего нападал на Московию. И неплохо было иметь там пост, который вовремя бы предупредил об опасности. Нара недалеко от этого места впадает в Оку, которая служила как бы южной границей. Сплавляясь по реке Наре, он увидел в одном месте высокие обрывистые берега. Местность как бы царствовала над всем окружающим миром. На высоком холме он переночевал и велел здесь рубить заставу. Извивающаяся в этом месте река похожа на серп, дала название заставе Серпух. Отсюда и пошел город Серпухов.

Приобретать чужие земли, ставить новые города, так было до юного великого князя Василия Васильевича. Но когда он вдруг решил продать пару деревень – оказалось неслыханным делом. Как его ни разубеждали, князь стоял на своем. Дошла эта весть и до великой княгини. Она позвала к себе дьяка Тимофея Ачкасова и спросила его об этой вести. Тот подтвердил. Княгиня нахмурилась и решила переговорить с сыном. Он рассказал ей о том, что, объезжая свои земли с дядькой Михайлом, встретил в Коломенском две деревушки, Колычевскую и Никольцева, там увидел погнившие дома, многие были брошены. Он понял, что оставшиеся смерды могут разбежаться. И решил: лучше эти деревеньки продать, а на эти деньги построить около Серпухова несколько деревень.

Княгиня не без восторга посмотрела на сына: «Такой молодой, а так решает».

– Кому ты хочешь доверить это дело?

– Думаю, старому верному дьяку Федору Дубинскому.

– Смотри, сын. Но… многие тя не понимают. Им это в диковину.

Когда князь Василий объявил Федору об этом, дьяк изрек:

– Упертый же ты, великий князь.

Василий усмехнулся, потом сказал:

– Продашь, да не продешеви. Цена… – Он показал на пальцах.

– Дороговато, – ответил Федор.

– Цену не снижай. Возьмут!

Василий оказался прав. Взяли. Когда Федор вернулся с тугим кошелем и положил его перед Василием, князь достал из него пару рублей и подал Федору. А деньги засунул себе за пояс.

– Поехали! – глядя на дядьку, скомандовал Василий.

Когда отъехали, князь, увидев реку, крикнул:

– Дядька! Смотри, река. Купнемся?

Михайло что-то прикинул:

– Только недолго. Надоть до темна до хором добраться.

Василий хлестнул коня. На берегу он его осадил и, спрыгнув на землю, сбросил одежонку и с разбега нырнул в воду. Всплыл он только на середине реки, чем напугал дядьку. Тот осторожно входил в воду, поеживаясь от ее кажущейся прохлады. Не выдержал и присел, оставив на поверхности бородатую и мохнатую голову.

Немного поплавав, Михайло вернулся на берег, не спуская глаз с резвящегося князя.

– Ребенок! Совсем дитя! – с улыбкой проговорил он.

Когда, полежав и обсохнув, они тронулись в путь, дядька сказал:

– Отсель твой дед, Димитрий Донской, пошел на татар.

– А ты тама был? – не без интереса спросил Василий.

– Был. Мне тогда всего двадцать годков было. С батей пошел. Как и три моих братца. Один я вернулся, – вздохнул Михайло.

– Расскажи, дядька, как все было.

Они поехали рядом, и дядька стал рассказывать. Тот интерес, который проявлял князь, заставлял Михайла с увлечением говорить о своей былой жизни.

– Значит, ты был у князя Серпуховского Владимира Андреича? – спрашивает Василий.

– У него. Мы-то жили в Москве на его землице. Вот с им и пошли. Я те, Василь, скажу, отчаянный был тот князь. Твойго деда звали Донским, а его Храбрым.

Незаметно, с разговорами, они добрались до столицы. Уже во дворе, спрыгнув с лошади, Василий, передавая узду Михайле, сказал:

– Давай, дядька, съездим в Серпухов. Хочу посмотреть на ту землю, где жил Владимир Андреич.

Дядька, довольный, кивнул головой.

А через несколько дней он объявил матери, что хочет ехать в Серпухов. Софья удивилась.