Александр Идоленков - Из ада в вечность

Как раз в это время высоко в небе происходило ещё одно сражение между немецким истребителем «мессером» и нашим двукрылым тупоносым истребителем «чайкой», который шёл в сторону Волги.

Вражеский «мессер» угрожающе наседал на наш самолёт, готовый разнести его на части. Я видел, как фриц шёл прямо в лоб нашей малютке. Он приблизился на расстояние зоны поражения, и с двух сторон последовали длинные очереди пулемётной стрельбы. После того как они проскочили мимо, не причинив вреда друг другу, «мессер» стал производить разворот, надеясь зайти в хвост «чайки» и прикончить его. Этот манёвр он успешно осуществил и стал стремительно догонять наш самолёт, который к тому времени уже отлетел на значительное расстояние вперёд. Никаких противодействий наш самолёт предпринимать не стал, как летел, так и продолжал лететь на той же высоте с той же скоростью, и мы уже начали переживать за него – думали, что он или ранен, или вовсе убит. Но когда расстояние сократилось до дистанции выстрела истребитель «Чайка» бросился в штопор и стремительно полетел вниз.

«Мессер» гордо развернулся и в спешном порядке удалился через Волгу к своим, потому что вокруг его фюзеляжа стали лопаться белые парашютики от зенитных разрывов.

Мы, затаив дыхание, следили за падающей машиной в ожидании появления парашюта пилота. Каково же было наше удивление, когда «Чайка» у самой земли вышла из пике, выровнялась и стала набирать высоту. Я тогда с глубоким облегчением вздохнул от благополучного исхода поединка и с уважением подумал о трудной и опасной работе лётчиков.

Вскоре над Волгой появились наши и вражеские истребители, завязалась головокружительная карусель. Автоматические зенитные установки вели по врагу прицельный огонь. Наш слух беспрерывно улавливал их тявкающие выстрелы. Вокруг немецких машин появлялись ватные тампоны снарядных разрывов. Осколки зенитных снарядов то и дело со свистом проносились мимо нас, врезаясь в землю. Групповая дуэль не принесла на сегодняшний день ни одной стороне победных очков. Так и разлетелись в разные стороны дуэлянты ни с чем. Мы с разочарованием восприняли это зрелище, и в душу закралось сомнение о несерьёзности разыгранного спектакля.

Самолёты улетели, а мы только сейчас увидели лежащего на песке солдата. Один из зенитных осколков врезался в голову подносчика патронов второго взвода Васи Гумнова.

Здесь, на левом берегу Волги, война так неожиданно и нелепо закончилась, ещё даже и не начавшись, для совсем ещё молодого парня – 21 сентября 1942 года. Всем личным составом батальона мы похоронили его недалеко от берега в воронке от авиабомбы, с воинскими почестями, доступными в то время нам при столь опасных обстоятельствах военного времени.

Разве кто из нас предполагал, что сотням тысячам солдат, погибшим на сталинградской земле, могилой станет воронка от снаряда или бомбы, в которых многие из них останутся лежать неизвестными.

Но только с той самой минуты после похорон рядового Гумнова никто никогда не выходил из укрытия, не надев каску. Дураков, как говорится, учит опыт, опыт горький, до слёз трагический, запоминающийся на всю жизнь.

Не знаю, что подействовало: то ли моё выступление, то ли подвезли продовольствие – «Ура!» Сегодня нам выдали паёк: двухкилограммовую буханку хлеба на пять человек, банку консервированных крабов на троих и по пятьдесят граммов сливочного масла. Всё это богатство мы с голодухи сразу и съели. Тяжесть в желудке от съеденного не давала чувства сытости, хотелось по-прежнему есть. Нам посоветовали больше пить кипячёной воды для разбавления густой пищи.

Из небольшой одинокой тучи, не предвещающей ничего путного, на которую и внимания никто не обратил, стал капать мелкий тёплый дождик, который усиливался с каждой минутой и вдруг в одно мгновение резко прекратился; обратно засияло солнце, не заметив этого досадного мимолётного препятствия для себя.

Следом за тучкой, будто вынырнув из неё, стал кружить над нашей территорией двухфюзеляжный разведывательный самолёт немецких люфтваффе. Нас словно ветром сдуло, разметав по укрытиям, мы уже были осведомлены о последствиях его появления. Он по радио сообщал координаты скопления наших войск, и туда немедленно вылетали бомбардировщики, и одновременно, в мгновение, производился массированный обстрел гитлеровской дальнобойной артиллерией. Наш пулемётный батальон, к счастью, ещё не попадал под этот смертоносный ураган, поэтому мы отнеслись к этому весьма скептически.

На этот раз фортуна нам подмигнула, нас не заметили, и разведчик, покружившись, улетел ни с чем.

Перед заходом солнца нам выдали сухой паёк на трое суток и предупредили о готовности номер один всего личного состава пулемётного батальона в ближайшие часы к переброске на другой берег Волги в пылающий Сталинград.

С наступлением темноты мы спешно, в полном вооружении, покинули свои убежища и подошли к самой переправе, которая находилась севернее посёлка Красная Слобода. Пристань была недавно разбомблена, и только перед нашим приходом ремонт был закончен. Повсюду белели куски обработанной древесины, запах хвои приятно щекотал обоняние. Засыпаны свежей землёй ямы, стояны и настилы выстланы из грубо обработанных свежих брёвен.

Пристань была небольшой – около четырёх метров шириной и глубиной, наверное, метра три, а может, и меньше. Невысокий берег укрыт большими деревьями, будто нарочно выращенными природой для нужд войны, заметно пострадавшими от многочисленных осколков. Туда, под тень этих деревьев, ставили баржу под погрузку, и сразу же после завершения уводил её маленький буксирчик в сторону Сталинграда. Точно по расписанию на освободившееся место моментально ставили другую баржу, и повторялось всё заново, так вот и продолжалось всю ночь, разумеется, при наличии барж. До рассвета, постоянно рискуя, временами попадая под артиллерийские обстрелы и авиационные налёты, героические труженики волжской флотилии перевозили грузы, людей, раненых. Наступило утро, мы снова не успели переправиться; нас опять отправили на старое место до следующей ночи.

Этой ночью в ожидании переправы из пулемётчиков никто не сомкнул глаз, поэтому, почувствовав утром безопасность и возможность отдохнуть, солдаты мгновенно погружались в сон. Я никогда не страдал бессонницей и всегда при малейшей благоприятной возможности закрывал глаза и в один миг впадал в дрёму. Эти качества внутреннего состояния моего психического настроя спасительно помогали мне урывками восстанавливать нормальное состояние в военной обстановке, когда тревоги сопровождают тебя постоянно, не давая возможности хорошо отдохнуть; при иных быстро меняющихся обстоятельствах глубокий сон мог губительно отразиться на моей жизни. А так, секундными отключениями, я набирал полновесный отдых; единственное, что мне не нравилось, так это тяжесть и постоянный шум в голове, это продолжалось, по крайней мере, пока я не получал возможности для полноценного многочасового отдыха.