Элис де Салье - Страсть и приличия. Благородные сердца: Книга один

Чувствуя ее руку, обнимающую его талию, и положив здоровую руку на плечо девушки, он неуверенно поднялся на ноги.

– Может, нам стоит подождать Докинса? – предложила девушка, когда виконт навалился на нее. Она была хрупкой, а он возвышался над ней, несомненно, вдвое превышая ее вес.

– Не могу, – пробормотал он, пошатываясь. Слабый, как проклятый котенок, он чуть не упал на пол. Его травмированная нога болела, хотя он должен был признать, что не так сильно, как он ожидал, пролежав столько времени без движения. А вот рука вызывала настоящую агонию.

– Нужна перевязь, – произнес он, задыхаясь и прижимая руку к груди, чтобы облегчить раздирающую боль.

– О, мне следовало подумать об этом. Простите. Вы можете постоять минутку?

Он резко кивнул. Ханна руками поддерживала его за талию, пока он отчаянно пытался не думать о том, что ее мягкие пальцы прикасаются к его обнаженной плоти. Для девицы она выглядела на удивление непоколебимой, но у него не было желания проверять ее пределы. Если его тело выберет именно этот момент, чтобы предать его видимым ответом на прикосновения, он сомневался, что когда-нибудь оправится от смущения.

Уильям фыркнул. Беспокоиться было совершенно не о чем. В своем ослабленном состоянии он вообще едва держался на ногах, о других приподнятых состояниях не могло быть и речи.

Ханна отпустила виконта, только чтобы схватить ткань с буфета и сделать из нее большой треугольник, связав его вокруг шеи.

– Спасибо. – Он вздохнул с облегчением, когда импровизированная повязка уменьшила вес руки, а затем неохотно принял помощь девушки. Дело не в том, что он не наслаждался ее прикосновениями – в конце концов, он был мужчиной, – но обстоятельства были далеки от идеала.

Мучительно шаг за шагом они добрались до угла огромной комнаты. Уильям покачал головой, удивляясь нелепости хозяина дома, построившего такую необъятную спальню. Не было никакой уверенности, что кто-то из предшественников делил эту комнату, например, с женой – поскольку традиции диктовали, что муж должен посещать отдельную спальню жены как можно реже и как можно короче, а потом возвращаться в свои владения.

К его облегчению, сиденье было снабжено крепкими поручнями, и он быстро заверил мисс Фостер, что справится самостоятельно. В такой момент думать о ней, как о Ханне , не могло быть и речи.

– Дайте мне знать, когда удачно сядете, – попросила она с другой стороны ширмы, вызывая в свой адрес злословие. – Я все слышала, – добавила она.

– Мои извинения, мисс Фостер, – закатил он глаза, чувствуя себя провинившимся школьником.

– Я схожу, потороплю Докинса. Обещайте, что дождетесь нашего возвращения и не попытаетесь встать самостоятельно!

В ответ из-за ширмы донеслось рычание, хотя он и не собирался ослушиваться ее. Вальсировать по комнате без посторонней помощи после спектакля, который он только что устроил, вряд ли было приемлемым вариантом развития событий.

Встреча с новым камердинером, сидя на горшке, как на троне, полуодетым и с полностью дикой внешностью, совершенно не способствовала внушению уважения. Но вскоре молодой человек с военной выправкой попросил разрешения зайти за ширму, и его лицо сохранило беспристрастное выражение.

– Тревор Докинс, милорд, – кивнул он. – Линейная пехота, двадцать седьмой полк.

– Приятно познакомиться, Докинс. Теперь помоги мне встать с этого проклятого стула, – попросил Уильям, стараясь избегать зрительного контакта.

Тревор был среднего роста и телосложения, что делало его на несколько добрых дюймов ниже Уильяма. Но, к счастью, его новый камердинер не испытывал недостатка в силе и хорошо поддерживал виконта при возвращении в кровать. В последний момент в комнату вошла Ханна и попросила пересадить его на мягкий стул рядом с ней.

– Если у вас есть силы, я подумала, что мне будет проще побрить вас, пока вы сидите, а не лежите. В противном случае мне придется взобраться на вашу кровать, без этого никак.

Уильям подавил смешок, решив, что молчание – единственный приемлемый ответ.

– Докинс, после того, как вы разберетесь с этим, – Уильям жестом указал в угол комнаты, где стояла ширма, – не могли бы вы найти мне рубашку?

– Конечно, – тут же кивнул Докинс, и Уильям вздохнул с облегчением. По крайней мере, ему больше не нужно беспокоиться, что этим вопросом будет заниматься мисс Фостер.

Пока Докинс выполнял приказ, Ханна накрыла виконта простыней и приготовилась к бритью.

Чтобы восстановить гардероб прежнего уровня, следовало послать в Лондон и организовать визит портного. Уильям никогда особенно не был модником, офицерской формы было достаточно для большинства случаев.

– Посмотрим, сможем ли мы найти чистое белье его светлости, – пробормотала Ханна, когда Тревор вышел из комнаты.

Уильям застонал. Придет ли когда-нибудь конец его позору? Избитая гордость вынуждала поблагодарить девушку за помощь, а потом вежливо попросить уйти. Но другая его сторона, любящая страдать, о существовании которой он не подозревал, заставляла продлевать его мучения, решив наслаждаться присутствием Ханны, в независимости от того, насколько это разумно.

– Готовы, милорд? – спросила дочь викария.

Он кивнул, и она, обернув полотенцем его шею, начала намыливать лицо. Независимо от того, забывала ли она или намеренно не обращала внимания на его мучения, ее спокойствие и увлеченность делом помогли ему хоть немного успокоиться.

– Миссис Поттс на седьмом небе от счастья, теперь у нее есть помощь на кухне, – Ханна нарушила тишину. Ее губы напряглись, когда она сделала первое движение лезвием.

Уильям жадно наблюдал за ней, пока она продолжала сообщать подробную информацию о количестве нанятых работников.

– На ужин куриная запеканка и рисовый заварной крем на десерт.

– Без обеда? – он нахмурился. Как, по ее мнению, ему идти на поправку, если он будет пропускать приемы пищи?

– Вы проспали весь день напролет. Для обеда уже довольно поздно.

Уильям посмотрел в окно, угасающий свет доказывал правоту слов Ханны.

– В следующий раз будите меня, – попросил он, его тон был похож на приказ.

– Отдых, скорее всего, более важен на данном этапе выздоровления, но я послушаю, что скажет Грейс завтра утром.

Не привыкший к возражениям, он открыл было рот, чтобы начать спорить, но она закрыла его, приложив палец к подбородку, и намылила ему губы. Вынужденный промолчать, виконт уже не в первый раз послал ей свой самый грозный взгляд. К его одновременному приступу гнева и огорчения, она не обратила на это абсолютно никакого внимания.

Дыша через нос, он пытался расслабиться, пока она состригала самую длинную бороду, которую он когда-либо отращивал в жизни. Он не задумался бы об этом, если бы не задался вопросом, что она подумает о шрамах, которые проявятся благодаря ее усилиям.