Андрей Лютых - Битва под Острой Брамой

Выбирать «по одежке» не так-то просто, слишком одинаковыми были темные хламиды евреев. Однако Княжнин сразу решил отказаться от четверых самых неопрятных. Собравшиеся заговорили все одновременно, когда поняли, что офицер таки созрел, чтобы нанять себе фактора, и Княжнин исключил из «списка» еще пятерых, которые не замолчали, когда он поднял вверх руку. Опуская руку, он уже ткнул пальцем в того, кого выбрал, положившись лишь на собственную физиогномическую интуицию, как если бы он стоял перед строем солдат, из которых нужно назначить одного для поручения, требующего смекалки.

– Как зовут? – спросил Княжнин у еврея средних лет, наверное, самого крючконосого и пучеглазого в шеренге. Он был такой же бородатый, как другие, но в его бороде не наблюдалось крошек и другого мусора, а его лапсердак был туго подпоясан почти не засаленным кушаком. Может быть, эта деталь, дающая отдаленный намек на военную выправку, и оказалась решающей.

– Иосель Хиршовиц, ясновельможный пан, – ответил испытуемый, блаженно закрывая свои глазищи. Пока ничего лишнего, только ответ на вопрос, – это понравилось Княжнину.

– Мне нужна квартира. Не обязательно большая, но приличная, чистая, – поставил он задачу. Иосель закрыл глаза с еще большим блаженством, после чего посмотрел на Княжнина с почти гипнотической уверенностью.

– Ведь пану офицеру, такому молодому и стройному, только в удовольствие будет ежедневная прогулка всего на несколько минут? Зато вы будете с удовольствием жить не посреди этого городского бруда, где вам тесно будет на улице расправить ваши широкие плечи, а станете дышать хорошим воздухом и иметь вечером полный покой! Все как вы хочете! Это здесь ну совсем рядом, только нужно выехать за Вострую Браму, а я побегу перед вами трусцой и даже не успею запыхаться, хоть мне и не девятнадцать лет…

Чувствуя, что его болтовня начинает надоедать офицеру, сделавшему нетерпеливый перелистывающий жест, Иосель не замолчал, а медленно закрыв и открыв свои выпуклые глаза, без запинки продолжил с совершенно новой страницы:

– У хозяина того дома есть чернильница, и в ней будут именно что чернила, а не засохшие мухи. Вы сможете написать сколько захочете писем (а если вам не хватит бумаги, только скажите, и я доставлю вам самую лучшую), а потом я бегом снесу их на почту и они в самой первой эстафете уйдут туда, куда вы изволите их адресовать…

Княжнин вскинул брови. Кажется, он не ошибся, выбрав этого еврея. Все верно, он по-прежнему держит в руке только что прочитанные письма, и Иосель сумел угадать, что потребуется господину.

Совсем как Андрюха, который уже придерживает стремя.

– Поехали, – сказал Княжнин.

Гарновский и Сакович тем временем распоряжались разгрузкой вещей.

– Вам не показалось, пан Сакович, что этот капитан, ваш попутчик, излишне подозрителен? – сказал поручик Гарновский, глядя на золотой перстень пана Константина.

– Вообще-то господин Княжнин не показался мне человеком, пытающимся что-то разнюхать, – ответил Сакович. – Мы довольно много с ним говорили, и у меня создалось впечатление, что ему прежде всего хочется найти оправдание своего пребывания здесь. Как и всех прочих незваных гостей, носящих с ним один мундир.

– Вы называете так союзные российские войска?

– Как и всякий патриот Литвы, мечтающий вернуть Отчизне былые границы и готовый для этого на любые жертвы.

– На самом деле?

– Согласен, слов подобных Отчизна слышала уже много, мало было дела. Но первое я уже сделал: покинул свой дом, чтобы не стать подданным российской хищницы. Готов и к другому делу.

– Вы ведь будете появляться в свете, пан Сакович? Вы должны, ведь у вас такая очаровательная супруга… Значит, у меня будет случай представить вас моему начальнику полковнику Ясинскому, вам будет интересно знакомство с ним, – сказал Гарновский, кажется, немного волнуясь.

Возок Княжнина, въехав в Вильно через Рудницкие ворота, вскоре выехал через Медининкские, чаще называемые Острыми.

Уж на что Москва христианская столица – город сорока сороков церквей, – но здесь, в Вильно, заостренные к небу костелы, неприступные монастыри, церкви под православными крестами, непривычные из-за отсутствия «маковок», были нагромождены так плотно, что жители умудрялись ютиться между ними только благодаря узости улочек. На самом деле: большой костел с высоченной звонницей встретил путников сразу за Рудницкими воротами, костел Святого Казимира рядом с новой квартирой Саковичей оказался еще больше. С другой стороны улицы, на которую, с трудом развернувшись, выехал возок Княжнина, располагался базилианский монастырь, в солидную кряжистую церковь которого униаты Саковичи будут теперь ходить молиться. Проехав мимо монастыря, увидели слева еще костел и большую православную церковь, а впереди, совсем рядом, ворота. Несколько человек, мешая проехать, стояли перед ними на коленях. Иосель объяснил Княжнину, что в часовне над воротами помещена очень почитаемая католиками чудотворная икона. Он велел ехать прямо, а сам сиганул куда-то в сторону: евреям через эти Святые ворота ходить не полагалось.

Сразу за воротами тише не стало, наоборот, где-то справа шумел базар, но уже через сотню саженей городская суета все же отдалилась. Вернувшийся фактор показал, что нужно свернуть вправо. Тут и стоял дом, который Иосель так убедительно предлагал Княжнину, что не оставалось сомнений – у него есть договоренность с домовладельцем о комиссионных. В строении прежде всего выделялись массивные, будто крепостные, ворота, такие высокие, что под арку могли бы въехать два таких возка, как у Княжнина, поставленные один на другой. Сразу вспомнился рассказ одного казака, побывавшего за Тереком, про обычай тамошнего народа ставить высокие ворота, потому как считалось: чем выше ворота, тем краше за ними невеста. Кстати, здесь, в Литве, Княжнин уже заметил нечто подобное: ворота перед фольварком считались атрибутом шляхетства, почти таким же обязательным, как герб. Порой так и стояли ворота сами по себе посреди пустыря, а ни вправо, ни влево от них даже плетня не было.

Здесь же такие высокие ворота означали, что Иосель привел Княжнина не в обычный жилой дом, сдающийся в наем, а скорее в постоялый двор, при котором, к тому же, была устроена небольшая каретная мастерская. Вот и еще один пример того, что никому нельзя верить: какая уж тут тишина, когда в мастерской полно сезонной работы – все меняют зимние полозья на летние колеса. То-то Иосель старался забежать во двор побыстрее, чтобы попросить мастеровых не лупить кувалдой по железу, пока новый постоялец не внесет плату хотя бы за две недели вперед.

Впрочем, такие мелочи, как соседство с мастерской, Княжнину сейчас были безразличны, деловитый рабочий шум даже создает атмосферу хорошо устроенного военного лагеря. Сейчас ему был нужен только письменный стол.