Андрей Лютых - Битва под Острой Брамой

– Не вам решать. Я направлен сюда приказом генерала Игельстрома, и вы об этом уведомлены эстафетой из Варшавы.

– Откуда вы знаете?

– Я уже получил письмо из Варшавы, так, стало быть, и гетман уведомлен.

Поручик Гарновский вам сказал! Не много ли он себе позволяет? – вспыхнул Кадлубский, почему-то адресуя свой упрек одному из офицеров, с любопытством следивших за его перепалкой с Княжниным. Тот – круглолицый, моложавый и подтянутый инженерный полковник – с улыбкой пожал плечами:

– Поручик Гарновский никогда в чужие карты не смотрит и секретов не выдает, ручаюсь за него. Разве он виноват, если ты ради развлечения зачитываешь здесь полученные депеши? – ответил он упреком на упрек, и Княжнин почувствовал с его стороны первый здесь приязненный взгляд. Наверное, не очень ладят между собой эти полковники.

– Так вы доложите обо мне? – спросил Княжнин, теряя терпение.

– Ах, сию же секунду! – шутливо ответил Кадлубский и действительно прошел в смежную залу, откуда уже через минуту вернулся с довольной улыбкой.

– Увы, сегодня генерал вас принять не может. Нынче у нас суббота, так приходите послезавтра, в понедельник, – сказал он. При всей его щеголеватости, внешность у полковника была весьма заурядной: любого здешнего крестьянина с легкой татарской примесью наряди в яркий красный мундир, надень парик, напудри, приклей усы да повыше их закрути – будет не хуже.

– Так, стало быть, во мне тут нет нужды. Вы, пан стражник, все отлично устроили сами, и гетману ничего не грозит. Превосходно! Честь имею, – заключил Княжнин и, не оставляя Кадлубскому времени на торжество, ушел, слыша вдогонку какое-то словосочетание, заканчивающееся, кажется, словом «москаль». Впрочем, его сейчас интересовало не это, а расположение комнат и окон.

Андрюха удивился такому скорому возвращению барина.

– Нет гетмана у себя? – спросил он.

– Сейчас узнаем, – непонятно ответил Княжнин, глядя куда-то вверх. Потом стал озираться по сторонам.

– А что, неужто Иоселя нет нигде поблизости? – удивился он.

– И не ищите, барин, нынче ж суббота.

– Ах да, мне уже говорили. Что ж, придется тебе одному чтонибудь придумать.

С этими словами Княжнин, чтобы не стоять под окнами гетманской резиденции, направился в сторону небольшой цукерни дальше по улице. Андрюха следовал за ним, готовый слушать приказ. Пройдя полсотни шагов, Княжнин остановился и объяснил Андрюхе его задачу:

– Сейчас я пойду в тот купецкий дом, что рядом с гетманским, а через пяток минут вылезу на его крышу. Так вот, тебе нужно на улице учинить нечто, дабы никто из прохожих еще минутудругую голову вверх не задирал, а только на тебя любовался. Не знаю: кричи «пожар!» или «держи вора!», дозволяю даже окно разбить, только, чур, не попадаться!

Андрюха даже не думал спрашивать, зачем нужна сия мистификация с лазаньем по крышам и битьем витрин. Внимательно осмотревшись и уже придумав что-то, спросил другое:

– А можно из денег, что вы мне давеча выдали на припасы, потратить два гроша?

– Хоть талер.

– Так будьте надежны, барин, ступайте себе, – напутствовал Андрюха своего господина, как та Василиса Премудрая Иванадурака.

На всякий случай погрозив денщику пальцем (гляди не заиграйся!), Княжнин решительно направился к двухэтажному каменному дому, почти вплотную примыкавшему к гетманскому.

Купеческому слуге, наряженному гайдуком и, очевидно, выполнявшему роль охранника, вместо ответа на вопросы «Что пану угодно? Как доложить?» Княжнин небрежно швырнул сюртук и шляпу. Явственнее открывшаяся позолота на его парадном мундире должна была указать, кто здесь задает вопросы.

– У себя ли господин Фриланд? – спросил Княжнин на ходу. Фамилию владельца торговой компании он только что прочитал на вывеске. – Впрочем, довольно будет и приказчика.

Расторопный приказчик уже сам появился в вестибюле. Настороженно глядя на Княжнина, спросил по-русски:

– Шем могу служит?

Немец, ясное дело. Ну и хорошо, порядок должен знать.

– Я новый плац-майор [28] Заместитель военного коменданта. Вильно полковник Княжнин. Лично проверяю устройство печных труб, дабы не случилось пожара. Давеча из-за худой трубы едва не погорел дом с взводом наших гренадеров. А рядом с вами дом гетмана, сами знаете. Времени у вас много не отниму, идемте сразу на чердак.

Сдерживаясь, чтобы не шагать через ступеньку, Княжнин стал подниматься вверх. Приказчик забежал перед ним:

– Сюда исвольте. У нас фсе содержится ф испраффность…

– Все так думают, однако ж пожары случаются. Я сам из инженеров, знаю, как оно должно быть. Так и есть, – сказал Княжнин уже на чердаке, указывая пальцем на кирпичную кладку трубы с отбившейся штукатуркой. – Так. Неси-ка бумагу, чернила, запишешь, что надобно сделать. Успеете до завтрева – обойдетесь без денежного взыскания. Да вели еще принести чашку кофе, что-то забегался я нынче.

Едва только приказчик, изобразив на лице полное понимание, скрылся в люке, Княжнин, попросив у Господа прощения за то, что пришлось прибегнуть к обману, подошел к небольшому чердачному окну, которое заприметил еще с улицы, без труда открыл его, подтянулся, перенес ноги на крышу, потом, не нанеся никакого урона своему мундиру, переместился туда целиком и закрыл за собой створки – пускай себе приказчик гадает, куда исчез шебутной плац-майор.

Тем временем внизу разыгрывалось цирковое представление.

Воспользовавшись тем, что евреи в субботу не торгуют, какой-то окрестный крестьянин привез продавать три или четыре мешка репы, хорошо сохранившейся в его погребе. Его-то Андрюха и надумал использовать в своей операции.

– За сколько продадите полпунделя [29] Пундель – мера веса в ВКЛ, равная 25 фунтам или 9,24 кг. репки, дяденька? – деловито спросил он, подойдя к мужику, торговавшему прямо со своей двухколой тележки, в которую на смену с ним запрягался какой-то его родственник, судя по всему, брат.

– Грош и четыре денария, – недоверчиво посмотрев на мальчика, одетого в ушитый сюртучок нестроевого солдата, ответил крестьянин. Чтобы тот не сомневался, Андрюха тут же показал, что деньги у него есть.

– А давайте, дяденька, я вам даю грош, а вы в меня этой репкой кидаете. Коли хоть раз попадете – я вам второй грош отдаю и более ни одной репки не беру. Которой попали – последняя. А коли ни разу не попадете, собираю с улицы все свои полпунделя и уношу. За грош. А за четыре денария я славно баранок поем. Как?

Мужик почесал в голове и переглянулся с братом.

– Ни в жизнь не попадете! – громко подзадоривал его Андрюха, так, чтобы слышали прохожие.

– Гляди, як закачу у башку, зашибу насмерть! Давай грош! Не на шутку разохотившийся продавец отвесил все двенадцать с гаком фунтов ядреной репки и высыпал эту горку черных снарядов перед собой на двуколку, служившую прилавком. Выдвинул непременное условие: