Андрей Лютых - Битва под Острой Брамой

Как же приятно было, войдя во двор, услышать виолончель! Саковичи уже совершенно обжились в съемных комнатах. Конечно, не без участия расторопного Франека, очень радушно встретившего Княжнина у ворот. Обстановку домашнего уюта создавал и горевший в гостиной камин, и дети, облазившие здесь еще не все углы и будто бы задавшиеся целью обязательно сделать это уже сегодня, и наигрывающая что-то задушевное пани Ядвига, и вальяжный пан Константин, перечитывающий стопку последних виленских газет, добросовестно собираемых хозяином дома. Дисгармонию в эту семейную идиллию мог бы, пожалуй, внести пан Рымша, но его как раз не было дома.

– Он так хотел вас видеть, господин Княжнин, а сам теперь шатается невесть где! – сказал пан Константин, обнимая своего недавнего попутчика. – Знаю только, что Матей никогда не простит ни мне, ни вам, если вы его не дождетесь.

– Конечно же, дождется! – вступила в разговор пани Ядвига. – Дмитрий Сергеевич обязательно останется с нами ужинать. Как только мы сядем за стол, появится и Рымша. А пока расскажите нам, как вы устроились, все ли хорошо? Не думайте, мы не перестанем вас опекать и здесь, все же вы в Литве, и пока нам позволяют считаться здесь хозяевами, мы должны быть гостеприимными.

«Ах, она еще и патриотка. И в этом тоже особенный шарм, как и в ее игре на виолончели…» – подумал Княжнин, но, чтобы не дать собственным мыслям развиваться в этом направлении, сразу выпалил:

– Благодарю. Устроился просто отменно. И скоро приедет моя жена! С сыном.

– Вот как? Превосходно! Значит, мы с Кастусем будем опекать и вашу супругу, ей это будет еще нужнее, чем вам.

Реакция пани Ядвиги на новость, которую сообщил Княжнин, была совершенно правильная – искренняя радость за него, но эта реакция совсем чуть-чуть, на какую-то долю секунды запоздала, и опытный фехтовальщик Княжнин не мог этого не почувствовать. Только и сам он реагировал нынче как-то невпопад:

– Беда в том, что Лиза не знает о моем переводе в Вильно и собралась ехать в Варшаву…

– Надеюсь, вы сможете их уведомить… Павлик, отпусти Алесика! Простите, Дмитрий Сергеевич, пора укладывать этих сорванцов спать, – виновато улыбнувшись, сказала пани Ядвига и как-то очень быстро покинула гостиную.

Княжнин вздохнул. Что ж, самое время было поговорить с паном Константином о деле. Не касаясь истории с лазаньем по крыше, Княжнин рассказал о своем сегодняшнем знакомстве с гетманом Косаковским и о сомнительного свойства деле, которое тот ему поручил.

– Знаете ли вы что-нибудь о пане Хоржевском? – спросил Княжнин в конце своего рассказа. – Действительно ли он может быть способен на то, чтобы составить заговор? Ведь просто не любить гетмана – это одно, вы сами признавались мне, что недолюбливаете этого человека, однако вы же не станете подкарауливать его где-нибудь с мушкетом. А устроить покушение на командующего всеми войсками Литвы – сие совершенно иное, для такого предприятия нужен характер отчаянный и предприимчивый.

Пан Константин, начавший выказывать признаки раздражения при первом же упоминании о Шимоне Косаковском, поднялся с кресла, кинул в камин несколько поленьев и принялся шерудить их кочергой, поднимая целый рой беснующихся искр. Княжнину, уже бравшему на себя сегодня роль брандмейстера, впору было бы его утихомирить.

– Я не знаком с паном Хоржевским, – выпустив, наконец, пар, ответил пан Константин. – Знаю только, что он клиент Чарторыйских. И еще знаю наверняка, что если несчастный пан Хоржевский в чем-то и виноват, так только в том, что его Мусники соседствуют с Луконями Косаковского! Конечно, самовольному гетману хочется расширить свое имение за кошт соседа…

Княжнин, обратившись к собственной зрительной памяти, вспоминал карту, на штабной манер уже висевшую на стене в его комнате. На самом деле, за Мусниками дальше на север было местечко Лукони, оказывается, это вотчина Косаковского, вот в чем дело!

– Это для братьев Косаковских обычное дело: объявить кого-то врагом и издать указ о переводе его имения под казенное управление. А все казенное в Литве нынче принадлежит семье Косаковских. Кому-нибудь из семьи имение «законно» отойдет в собственность за несколько грошей, ведь Косаковский сам и назначает цену, и покупает. И даже эти несколько грошей они пожадничают уплатить, останутся винны казне. Вы поинтересуйтесь, не выписан ли уже секвестр на земли пана Хоржевского. Имения знакомого вам пана Огинского были секвестрированы только за то, что тот, будучи назначенным послом в Голландию, не захотел взять на должность своего секретаря племянника Косаковского. Пришлось пану Огинскому искать защиты в Петербурге. А пан Хоржевский защиты не найдет, тем более что изобличен в «измене» будет вами, российским офицером! Косаковский изворотлив – понимает, что его злоупотребления всюду видны, потому предпочитает загребать жар чужими руками.

Сказав это, пан Константин снова принялся яростно ворочать угли кочергой.

– Стало быть, полагая себя валетом в колоде Косаковского, я о себе много возомнил, – заключил Княжнин. – Семерка, не более… Ладно, раз после сегодняшнего им еще не стало понятно, что играть собою я не позволю, придется выразиться яснее. Спасибо вам, пан Константин, что не побоялись говорить со мною открыто и на многое раскрыли глаза.

– И вам спасибо, господин Княжнин, за то, что хотите знать правду. Не много таких встречал я среди российских чинов.

В это время на радость Павлику и Алесю Саковичам, которые вряд ли хотели так рано укладываться спать, дом наполнился шумом. Это из похода по виленским шинкам вернулся Рымша. Как водится, подвыпивший, и не один: привел с собой какогото худющего (половина от самого Рымши) развеселого шляхтича в потертом жупане.

– Княжнин, пан добродей! Дай же я тебя обниму, – обрадовался Рымша, увидев гостя. – Вот истинный шляхтич! Сказал, что придет в гости, и пришел!

Княжнин, видя, как искренне рад ему пан Рымша, позволил себя обнять. Он тоже был очень рад. Тому, что накануне хватило ума не согласиться на комнату в этом доме.

– Пан Константин, дай же я представлю тебе нашего земляка пана Троцкого – Игуменского подкомория [31] В воеводствах, землях и поветах выборный шляхтич, рассматривавший межевые споры между землевладельцами. . Франек! Ставь же, пройдоха, кубки, мы принесли славного вина…

Пан Константин сухо и обреченно кивнул новому гостю.

Вряд ли он был рад этому знакомству, но понимал, что выпить за него придется.

– Далеко ли от нашей твоя новая квартира, пан Княжнин, и хороша ли она? – спрашивал Рымша.

– Вполне хороша. И недалеко – немного пройти за Острую Браму.

– Славно! Устроим кулигу [32] Традиция в Литве, когда шляхта несколько дней или недель подряд ездила по гостям (главное без предупреждения, чтобы хозяева не сбежали). В каждом доме гуляли до тех пор, пока полностью не опустошат камору или буфет. А после уж, прихватив хозяев, отправлялись дальше. Сделать кулигу – дать крюк. ! Отпразднуем здесь, а потом отправимся к тебе, поглядеть, как ты устроился! – не унимался Рымша.