Андрей Лютых - Битва под Острой Брамой

– Думаю, о цене мы с твоим господином сговоримся, это не будет слишком дорого.

– Нужно прежде посмотреть комнаты.

– Какой благоразумный мальчик! Сколько же тебе лет?

– Двенадцать, пани.

– О, столько ж моему Збышеку! – пани Гражина кивнула в сторону худого рыжего паренька, вытряхивавшего из чашек кофейную гущу. – Комнаты понравятся твоему пану. Из одной можно увидеть нашего короля, когда он выезжает из своего замка. Но это теперь довольно тусклое зрелище. Настоящего короля Варшавы можно будет увидеть из окон той комнаты, что выходит на дом Млодзеевских. Я говорю про российского посланника Игельштрома. Он каждый день отправляется кататься с графиней Залуской. Вот это действительно королевский выезд! Збышек, ступай, покажи мальчику комнаты!

Пока мальчишки-одногодки по крутым деревянным ступенькам поднимались на второй этаж, Збышек без умолку болтал, вовсе не заботясь о том, чтобы Андрюха, сосредоточенно жующий вкусный крендель, еще и его поспевал понять. Но Андрюха все же разобрал, что комната освободилась совсем недавно, когда генерал Игельстром вывел из Варшавы часть войск, и что были какие-то трудности с оплатой постоя предыдущих квартирантов.

Андрюхе понравились и чистые комнаты, и вид из окна, который станет еще лучше, когда на липах, что растут вдоль мрачноватой крепостной стены, появится свежая зеленая листва.

– Я пойду за вещами, барин заплатит вперед, – сказал он решительно, чтобы никто не сомневался, что сделка заключена.

Когда Збышек догадался предложить: «давай помогу», Андрюхи уже и след простыл. Нужно было принести хотя бы один чемодан, в котором было все, что нужно барину для отдыха в дороге. Остальные вещи потом доставит Селифан, оставшийся дожидаться Дмитрия Сергеевича у посольства.

Торопясь все устроить скорее, так, чтобы ничего не сорвалось, проворный денщик будто в воду глядел. И все равно не успел.

Когда запыхавшийся Андрюха приволок пухлый чемодан в дом и, чтобы перевести дух, поставил его на нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, сверху стал спускаться грузный господин, который, без сомнения, пнул бы чемодан ногой, если бы Андрюха не успел сдвинуть его в сторону. Вслед за бесцеремонным толстяком спускалась пани Гражина. Увидев Андрюху, она обескуражено развела руками:

– Пан Мартин забирает обе комнаты, которые я пообещала твоему господину, – сказала она.

– Как бы не так! – возразил Андрюха, смерив пана Мартина взглядом. Никакой он не господин, такой же лакей, важный только очень. – Вы не смеете занимать комнату моего господина, он, чтоб вы знали, капитан-поручик лейб-гвардии!

– Проч с дороги, дерский малшишка! – с чухонским выговором бросил важный лакей и все же пнул своим ботинком чемодан с вещами Дмитрия Сергеевича.

– Ах ты, чухонь раздутая! Чтоб тебе лопнуть! – обругал его за это Андрюха.

– Вот я тебя! – вскипел чухонец и, схватив со столика кофейную чашку, которую не успел прибрать Збышек, швырнул ее в Андрюху. Тот, не моргнув глазом, ловко увернулся, и чашка за его спиной вдребезги разбилась о стену. По прилипшей к штукатурке кофейной гуще, наверное, можно было предсказать, чем завершится этот конфликт.

Поняв, что будет выглядеть смешным, если попытается гоняться за этим вертким мальчуганом, Мартин поспешил удалиться, пригрозив с порога:

– Ешо рас тебя увижу – поколочу!

– Это же старший лакей самого Игельштрома! – сказала пани Гражина, когда дверь за мажордомом российского послан ника закрылась. – Славно ты его обозвал: «чухонь раздутая»! Но остерегись первое время попадаться ему на глаза…

– Вот еще! – все еще ощущая себя в бою, возразил Андрюха, который на самом деле готов был расплакаться. – Так, стало быть, вы нам не сдадите квартиру? Мы же раньше сговорились.

– Ничего не могу поделать! Сегодня сюда поселится какойто музыкант итальянец. Что может быть важнее, чем увеселение графини Залуссой? Не печалься, мальчик, ни один русский офицер еще не остался в Варшаве без квартиры. Ты очень старался для своего господина. И пусть он приходит сюда бесплатно пить кофе.

Судьба уже сводила Княжнина с генерал-поручиком Игельстромом, и не так давно. Всего два года назад в Финляндии Игельстром временно командовал русскими сухопутными войсками и успел дать шведам бой у деревни с трудно запоминающимся, но навсегда оставшимся у Княжнина в памяти названием – Пардакоски. В том бою за просто так погибло слишком много преображенцев, товарищей Княжнина, а все потому, что командующий, разделив свои войска на три колонны, не учел сложностей местности, не согласовал их движение, из-за чего колонны появлялись перед неприятелем по одной и по очереди были биты.

После этого Княжнину, конечно, трудно было себя заставить с должным почтением относиться к человеку, которого ему предписано всячески оберегать. Однако, рассудил он, вовсе не обязательно к этому лифляндскому барону относиться как к человеку. Есть звание – посланник Российской империи. Его Княжнин и будет охранять.

С таким настроем Княжнин и отправился прямо с дороги на доклад к своему новому начальнику. Прежде чем войти во дворец с парадного подъезда, он, конечно, обратил внимание на занимавшую едва ли не половину двора роскошную карету, запряженную длинным цугом и готовую к отъезду. Готов был и конвой – дюжина оренбургских казаков в светло-синих кафтанах и шароварах. Этих удальцов Княжнин встречал в Финляндии – с разрешения государыни сотня оренбуржцев всюду состояла при Игельстроме. До назначения в Финляндию, а потом в Варшаву барон долго служил на должности симбирского и уфимского генерал-губернатора.

Княжнин сразу понял, что вряд ли Игельстром сейчас уделит ему много времени – запряженные в карету лошади уже, что называется, бьют копытом.

Княжнина проводили к адъютанту Игельстрома – казачьему подъесаулу, который предложил преображенцу подождать в просторном зале, предварявшем личные апартаменты посланника, который должен был сейчас выйти. Хоть посланник и торопился, он все же задержался в приемной на минуту. Игельстром пребывал в прекрасном расположении духа. Он будто бы даже заметно помолодел с тех пор, когда Княжнин последний раз видел его в Финляндии. Впрочем, вскоре стало понятно, что барон просто очень старается выглядеть моложе своих пятидесяти семи лет. У него были тщательно напудрены не только уложенный волосок к волоску парик, но и нос и щеки. Свежесть его ухоженному, гладко выбритому лицу придавали тонкие ароматы какой-то помады или лосьона, и хрустящая чистота шейного платка, и накрахмаленность белоснежных манжет. «По крайней мере, не погряз в пьянстве, как многие сановники его ранга. Коли потребуется обратиться к его разуму, сие будет возможно», – постарался сделать хороший вывод из увиденного Княжнин.