Александр Ярушкин - Символ веры

– Во вторник, находясь в здании, где мы служим, мы были невольными свидетелями возмутительных сцен, совершенных под окнами и вблизи помещения городской управы! Мы видели, как кучка демонстрантов, собравшихся около недостроенного пассажа Второва, была рассеяна выстрелами и шашечными ударами полицейских чинов и казаков…

– Позвольте, господин Блиновский, – прервал его прокурор. – Вы говорите – кучка демонстрантов. Однако мне достоверно известно, что нарушителей общественного порядка было свыше четырехсот человек. Кроме того, револьверный огонь начали они… Чем же вы возмущены?

Барсуков, набравшись смелости, крепче прижал к себе папку и выступил чуть вперед:

– Но ведь казаки и полицейские избивали не только демонстрантов, они били и других лиц, совершенно случайно оказавшихся в это время на Почтамтской и в соседних переулках.

– Да, да, – робко подтвердил Крапп. – И мы представили…

Прокурор перевел взгляд на него:

– Что вы представили, господин Краппен?

– Крапп, – извиняющимся тоном поправил бухгалтер. – Мы представили себя в положении тех лиц, которые по своим делам, без всякой осведомленности о происходившем, могли оказаться на улице.

Блиновский, чувствуя, что сослуживец говорит несколько не о том, ради чего они пришли, перебил его:

– Иван Владимирович, разрешите я продолжу?

– Извините, – прикладывая ладони к груди, прошептал Крапп.

Стараясь выглядеть спокойным, Блиновский произнес:

– После того как толпа была рассеяна, дальнейшая задача, как нам представляется, заключалась в задержании демонстрантов с целью привлечения их к законной ответственности. Однако вместо этого началось жестокое, не вызванное необходимостью и воспрещенное законом избиение нагайками и шашками. Казаки и полицейские чины избивали и калечили попадающихся им лиц, не разбирая ни пола, ни возраста, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей. Ужас, негодование и сознание полной беззащитности личности от произвола и кровавого насилия охватывают нас, когда пред взором нашим встают виденные нами сцены. – Блиновский перевел дыхание, потряс в воздухе зажатыми руке листами, срывающимся голосом закончил: – В настоящем заявлении мы отметили только некоторые из этих диких сцен.

Прокурор нетерпеливо протянул руку:

– Не утруждайтесь, я сам прочту.

– Как вам будет угодно, – сказал Блиновский, подошел к столу и передал заявление.

Приняв листы, прокурор нахмурился и принялся читать, быстро перескакивая глазами с одного абзаца на другой.

«… на углу Ямского переулка и Почтамтской улицы, на тротуаре у места Некрасова, человек пять казаков, городовых и объездных в течение нескольких минут избивали неподвижно лежавшего, неизвестного нам, бедно одетого человека. Или можем отметить много случаев, когда конные объездные и казаки устремлялись за проходившими по Ямскому переулку и наносили им удары, причем эти лица, очевидно, не были намечены к задержанию… Много было таких случаев, когда лицам, подвергнутым задержанию, двое-трое конных или пеших провожатых с разных сторон наносили удары кулаками, нагайками и обнаженными шашками… Того же восемнадцатого января и в последующие дни мы узнали, что городовые, объездные и казаки производили бойню не только на Почтамтской улице, но и по улицам Дворянской, Спасской, Магистратской и другим… Нам известны законы, разрешающие употреблять насильственные меры и оружие в определенных случаях, но, с другой стороны, известны нам и законы, положительно запрещающие всякие насильственные действия по отношению не только к подозреваемым в преступлениях, но даже и относительно признанных судом виновными… Мы заявляем, что в наблюдавшихся нами восемнадцатого января случаях прямо нарушены были 345 и 346 статьи Уложения о наказаниях, то есть совершены были преступные деяния, которые не могут и не должны остаться без наказания… Высочайший Указ от 12 декабря 1904 года, требующий соблюдения строгой законности, дает нам надежду на то, что со стороны Прокурорского надзора будут приняты все меры к подробному и всестороннему выяснению как фактов совершения вышеуказанных преступлений, так и установлению личностей потерпевших и виновных».

– М-да, – оторвавшись от чтения документа, разлепил губы прокурор. – Занятно… И каких же последствий вы, господа, ожидаете от подачи вашего заявления?

– Наша совесть не позволяет нам молчать, – сказал Блиновский. – Мы ожидаем расследования и надеемся получить возможность лично перед органами судебной власти изложить известные нам обстоятельства преступлений, совершенных низшими полицейскими и воинскими чинами.

– Хорошо, хорошо, – пожевал губами прокурор, откладывая заявление. – У вас все, господа?

Барсуков и Крапп с облегчением кивнули. Блиновский проследил за тем, с какой привычностью бумага была отложена в сторону, и уже без особой надежды проговорил:

– Повестки о вызове нас для дачи показаний просим послать по месту нашей службы.

Как только дверь за депутацией затворилась, прокурор связался по телефону с начальником губернского жандармского управления.

– Добрый день, Сергей Александрович.

– Здравствуйте, Анатолий Григорьевич, – отозвался Романов.

– У меня сейчас была депутация из городской управы…

– С петицией?

Прокурор по интонации полковника догадался, что тот улыбается.

– Уже знаете? – хмыкнул он.

– Служба такая…

– И содержание вам известно?

– В общих чертах, – ответил полковник.

– Я направлю вам копию заявления.

– Если вас не затруднит, – сказал Романов. – Честно говоря, содержание сего документа меня не очень интересует. А вот лица его подписавшие… велите список приложить.

– Хорошо, Сергей Александрович, велю. Они все в заявлении указаны.

– Благодарю, Анатолий Григорьевич.

– Да не за что, – протянул прокурор, потом добавил: – Сергей Александрович, вам не кажется, что нижние полицейские и воинские чины, разгоняя демонстрацию, несколько переусердствовали, так сказать, проявили излишнее рвение?

– Время такое, – вздохнул начальник жандармского управления. – Революция. Вы же знакомы с содержанием телеграммы министра внутренних дел.

Прокурор тоже вздохнул:

– Знаком… Но ведь наши либералы ничего этого понимать не хотят, не клюнул их еще жареный петух. Профессура возмущена, требует немедленного прекращения насилий над молодежью. Как-никак пятьдесят два человека подписали петицию. На всю Россию шум подняли.

– Пусть их, – усмехнулся на другом конце провода полковник Романов. – Чем им еще заниматься? И университет, и Технологический бастуют. От безделья и строчат.

– Так-то оно так, но вы, Сергей Александрович, все-таки примите к сведенью то, что я вам сказал.