Александр Идоленков - Подвиг бессмертия. Книга первая. Откровение

Макрида, прожившая год в городе, знала, как управляться со всем этим, но Аким Миронович не торопился выявлять своё кулинарное невежество, он медлил, выглядывая, как орудуют другие, и только тогда начинал действовать со своими приборами со всей уверенностью, что действует правильно.

Старик остался доволен не только пищей, которую он и за пищу не посчитал – полынь, заваренная кипятком, мороженое, правда, он с удовольствием съел, сколько вниманием, оказанным им Козинцевым, как ни говори, а в недавнем прошлом их господином.

С того момента, как Аким Миронович отхлебнул этой горькой полыни, крыша его поехала, стала плавиться до такой степени, что перестала нормально реагировать. Он замечал, что Ярослав Александрович не менее, чем он, попал под влияние обаяний Макриды и готов был продать Родину за единственный взгляд чаровницы.

Под вечер следующего дня Козинцев обратился к отцу девушки выдать за него замуж его дочь. Немного поразмыслив и чтобы не показаться слишком заинтересованным, заявил:

– А, что по этому поводу думает невеста? Даёт ли она своё согласие на брак?

– Аким Миронович, с ней этот вопрос мы согласовали в первую очередь. Дело стопорится только по вашей милости.

– Моё решение не заржавеет. Милостивый государь, вы первоначально растолкуйте мне, какие условия вы представите нам в связи с женитьбой на моей дочери?

– Странно это слушать от вас, дорогой Аким Миронович, Я люблю вашу дочь, и этого для меня будет вполне достаточно, – с горячностью высказался Козинцев.

– Я допускаю это, ваше положение позволяет такие вольности. Где же вы собираетесь жить с молодой женой, не на вокзале же?

– Свадьбу мы сыграем, как только отремонтируют выделенную мне квартиру. Это событие произойдёт не ранее месяца. Квартиру я уже показывал Макрелии. Мы там были, ей очень понравились и квартира, и место расположение дома, почти в центре.

– Ну что ж, сынок, я согласен передать тебе своё сокровище. Надеюсь, ты не обманешь меня и проживёшь с ней всю жизнь в любви и согласии, – сказав эти слова, Аким Миронович вытер набежавшую слезу самодельным платком.

– Отец, радоваться надо.

– Да это слеза радости. Теперь уж и горевать не придётся, наверно, не о чем будет! Все земные дела подходят к завершению.

Все эти дни наречённые ни на минуту не расставались. Казалось, даже Аким Миронович, и тот был им в тягость. А он, почувствовав это, самоотстранился от них.

Поезд издал тревожный гудок и, обдав провожающих густым клубом дыма и гари, медленно набирая скорость, отошёл от перрона. Колёса то и дело пробуксовывали, издавая металлический скрежет, будто торопился, задыхаясь и сбиваясь с ритма.

Комиссар по кадровым делам шёл рядом с окном вагона, махая рукой, что-то говорил. Голоса его из-за двойных стёкол не было слышно, но по выражению лица можно легко было догадаться, что скоро они с Макридой встретятся. Она и без этого знала, что ровно через месяц он приедет за ней в Сдесловку и на белом коне увезёт её в заоблачную высь, где их ждёт бесконечное счастье.

Но такой долгий срок может вытерпеть только смертный, но не влюблённый. Уже через неделю ответственный по кадровым вопросам комиссар нагрянул в город Почеп с проверкой набора призывников в Красную Армию. Проверив, как полагается, циркуляр разнарядку и сделав соответствующие замечания, в тот же день он потребовал верховую лошадь и выехал без охраны по району с целью проверки положения на местах. Такой командир в сознании подчинённых был отмечен с чрезвычайно положительной стороны.

В сумерках того же дня Ярослав Александрович объявился на пороге хаты своего бывшего конюха, которого одним своим появлением перепугал до икоты. Увидев наяву живого и здорового своего бывшего помещика, перед глазами конюха поплыли картины пыток, одна страшнее другой.

– Терентий, не переживай ты так сильно. Боюсь, тебя может кондрашка схватить. Я не белогвардеец, а чиновник аппарата Советской Армии, – поторопился успокоить конюха товарищ Козинцев и в знак доказательств показал ему свой мандат.

Перепуганный бывший конюх, не до конца ещё успокоившись, взял всё-таки мандат и, повертев его в руках и даже проверив на просвет, вернул владельцу. Писать и читать в школе ликбеза он так и не научился, и вот в данный момент сожалел, каково было бы удивление господина помещика, увидев преобразившегося в культурном отношении конюха.

– О моём приезде никто не должен знать. Это военная тайна. Проболтаешься кому-либо, будешь наказан. Ты меня понял, Терентий? – строго приказал комиссар. – А теперь отнеси вот это письмо Долиной Макриде и передай ей лично в руки, и никому кроме… только ей. Понятно?

– Будет сделано, господин… то есть товарищ Козинцев.

Степан почти каждый день возвращался домой, когда солнце касалось горизонта. Дома его ждали некоторые дела по хозяйству. На личную жизнь времени, как всегда, не хватало. Вот и сегодня, выйдя из усадьбы на тополиную аллею, он увидел идущую ему навстречу двоюродную сестру Макриду. Заметив Степана, она смешалась и торопливо свернула в кустарник, за которым виднелся посёлок Козинка. «К кому это она идёт? – подумал юноша, перебирая в памяти кандидатов для её посещения. – Наверно, к гадалке, тётке Авсеехе, торопится на ночь глядя, суженого-ряженого захотела приворожить!» – усмехнулся Степан.

В это же самое время, разморённая дневным зноем, на веранде в кресле-качалке сидела Янина Самойловна с бутылочкой самогона и время от времени маленькими глотками поглощала это уже ставшее привычным для неё деревенское зелье. Отставив в сторону самогон, женщина решила вздремнуть, но перед тем как закрыть веки, ей показалось, что там, внизу, в темноте, между стволами деревьев, кто-то ходит и даже послышались тихие волнующие голоса, женщины и мужчины.

Янина сразу поняла, что это контра. Настал миг, может быть, единственный, оправдывающий смысл её жизни, – действовать. Она дрожащими от волнения пальцами нащупала маузер и осторожно вытащила его из кобуры. Крадучись, как кошка, тенью, затаив дыхание, выплыла в сад.

Молодая луна, только что заступила на дежурство, осветив сказочным флуоресцентным сиянием окрестности. Шаг за шагом, петляя между стволов деревьев и заглядывая под кусты и тенистые места, стала осматривать прилегающую к дому территорию сада. Хмель в голове и острое возбуждение привели к тому, что молодая женщина не заметила валяющее полено и, споткнувшись, упала, при этом нажала спусковой курок маузера. Раздался выстрел, нарушив все заповеди ночной тишины.

Метрах в пятнадцати за углом покосившего сарая, на куче сена, лежали в любовных жарких объятьях только что встретившиеся Макрида и комиссар по делам кадров. От звука выстрела они вскочили, и, впопыхах застёгивая пуговицы на ширинке галифе, он крикнул Макриде: