Александр Идоленков - Подвиг бессмертия. Книга первая. Откровение

От неожиданной темы разговора Стёпа густо покраснел и потупился, хотя этот вопрос только сегодня стал главным в его повседневной настоящей жизни. В последнее время, прямо надо сказать, он тайно млел от одной только мысли, что у него будет собственная женщина, и кто она, он уже знал, и в подсознании мерещились в его воображении сцены отношений… и всё другое… Но вот так неожиданно, прямо в лоб, это было для него уж слишком неожиданно явным, как бы это сказать, – революционным. Перед его сознанием вспыхнул живописным сиянием живой образ Катерины; таким ярким он посиял перед его взором некоторое время и стал медленно гаснуть – возникли какие-то сомнения, которые необходимо было срочно решать. Стёпа, поборов смущение, ответил отцу с нарочитой иронией:

– Уважаемый мой папаша, на твои вопросы ответов у меня пока нет. Мне нужно подумать и подготовиться. Поговорим об этом чуть позже, когда я приму твёрдое решение.

Старик с явным удивлением посмотрел на сына, засунул руку под бороду, отодрал её от холщовой рубахи на груди и, аккуратно уложив на место, бережно пригладил её ладонью.

– Ну, что ж, подождём – время терпит, – проговорил с усмешкой Анисим Миронович, ткнув при этом пухлым коротеньким указательным пальцем вниз, будто втыкал в землю памятную вешку.

На этом в тот раз разговор по поводу женитьбы прервался, но явно не завершился. Оно и без слов ясно – семье нужна работница, старики немощны и не справляются со всеми делами по хозяйству, несмотря на активную помощь сына. Степана только коробила поспешность, с которой его захотели захомутать, не дав ему выбора.

Было воскресенье. Вечерняя заря вспыхнула в лучах скрывшегося светила, окрасив полнеба в золотые и сиреневые цвета, собравшие на горизонте лёгкие облака.

На поляне возле дома бобылихи, бабки Салохи, страдавшей бессонницей, постоянно собиралась деревенская молодёжь по праздникам и выходным: вдоволь повеселиться, попеть, поплясать под балалайку с барабаном и бубенцами. Играл самый отчаянный балагур и заводила Колька Федотов. Он был ещё молод, но уже женат, да и жена была ему под стать, приходили вместе и веселились с молодёжью. Женщина так звонко пела, что её голос был слышен на другом краю деревни. За этот голос и полюбил её Колька Федотов – «соловушка» звал он ласково её.

Николай настолько проникался весельем, что, напевая озорные частушки, вдруг выскакивал в пляске на середину круга, выкидывая невиданные коленца, удивляя всех своим задором. Все поражались его талантам. Пыль там стояла, не оседая, пока молодёжь веселилась, хотя девчата обильно брызгали землю с вечера водой; всем было весело, хорошо и вольготно, и никто не замечал этой мелочи. В деревне вся жизнь – сплошная пыль и грязь. Все к этому привыкают с раннего детства и думают, что всё это так и должно быть, и не догадываются, что может быть как-то иначе.

Никто не обратил внимания на пришедшего Степана к веселящейся молодёжи. Он сразу же увидел Катю в кругу подружек и вьющихся, как ужей, вокруг ухажёров. Особо выделялся Василий Луньков – известный всем доморощенный дебошир и забияка в своей неизменной красной атласной рубахе с многочисленным количеством белых пуговиц на косом воротнике. Он явно окручивал Катерину, что просто взбесило Степана. И в этот момент грянул весёлый краковяк, Стёпа прямо воспылал надеждой и решительно пригласил Катю на танец, но паразит Васька встал между ними и заявил:

– Я первый её позвал танцевать!

– Но я этого почему-то не заметил, – возмутился Стёпа.

– Заметил ты это или нет, но только танцевать она пойдёт со мной, – заявил самоуверенно Луньков, нагло хватая Катю за руку.

– Это ей решать, с кем она будет танцевать, может, она со мной пойдёт, – возразил Степан, тесня Ваську локтём в сторону.

– А я пойду с Колей, – с кокетливостью и в то же время с негодованием высказалась Катя, с силой вырывая от Лунькова свою руку.

Она гневно тряхнула головой, прервала таким образом их спор.

Девушка решительно схватила за руку опешившего от внезапного везения тихоню Андрютина, весело увлекая его в круг танцующих. А наши петушки, готовые вступить в противоборство, получив неожиданный урок, как оплёванные, остались с носом.

Придя в себя и поняв глубокое оскорбление, Луньков, как бык, проявляя недовольство, угрожающе надвинулся на Степана, прошипел:

– Ты, падлюка, когда кончишь путаться у меня под ногами? Разве ты не боишься прямо вот здесь сию же минуту умыться кровавыми соплями? Так я тебе это живо устрою!

– Свои сопли побереги! – угрюмо ответил Степан, понимая, что фортуна круто повернулась к нему, прямо можно сказать, затылком. Из-за неудачи, постигшей его только что, Стёпа, не обиделся и даже не отреагировал на грубости и уже хотел отойти, но Васька неожиданно преградил ему путь и стал явно наглеть, чувствуя свою безнаказанность ещё сильнее:

– А ну стой, сука. Ты что не понял? Давай отойдём, я тебе покажу, падаль, как к чужим бабам клеиться! Смотрю я на тебя, гад, и удивляюсь, ходишь тут, как пан-барон. Больно много из себя воображаешь! Думаешь, если ты учитель, то тебе всё позволено?

– Давай, – небрежно, не подумав, соблюдая, однако, спокойствие, согласился Степан. – Отелло, отцепись от рубашки, порвёшь! Как клещ вцепился! Боишься упасть? Ты думаешь, я тебе испугался?

Потерпев фиаско с девушкой и видя неприятный оборот надвигающих действий, направленных против него, уже Стёпка начал выходить из себя, терять контроль и самообладание над собой.

Они отошли за дровяную кладку и, стоя друг против друга, яростно вцепились в рукава рубашек. Степан обычно старался не ввязываться в драки, но свою честь с детства отстаивал с достоинством и, если понадобится, шёл, несмотря ни на что, до конца – пока не побеждал. Его этому научил старший брат Григорий, служивший в своё время в разведке, и их там обучали различным приёмам обороны и нападения. Вот и напросился Стёпа к нему в настойчивые и старательные ученики.

Схлестнувшись, Степан ловко увернулся и бросил Лунькова через плечо, да так неудачно, что тот рухнул на землю, как мешок с картошкой, и умудрился при этом вывихнуть руку. От боли бедняга жалобно застонал, валяясь на земле не в состоянии встать.

Стёпа растерялся. Ему стало жаль Ваську. Он помог ему подняться на ноги, но тот застонал ещё пуще и надрывнее, выказывая тем самым свою слабость и безволие.

Услышав эти стоны, прекратив пляски, вокруг собралась вся компания веселящейся молодёжи. Среди них был молодой фельдшер по имени Демидов Матвей. Он, несмотря на всё усиливающие вопли, ощупал руку и сильным рывком вставил вывих на место.

– Ничего страшного, заживёт как на собаке. Скажи спасибо, что упал не на голову, а то вправлять мозги очень трудно, особенно когда их нет, – смачно сплюнув, узнав, при каких обстоятельствах всё это произошло, съязвил фельдшер.