Александр Идоленков - Подвиг бессмертия. Книга первая. Откровение

– Папань, не верь ты ей, я защищался… и сейчас тоже. Я не маленький и не позволю лупить себя зря по рёбрам без разбора. Уронил тебя на мягкое сено, я знал, что не расшибёшься. Да и вообще, в борьбе думать некогда, делается всё автоматически, ты меня начал бить, я применил защитный приём, я даже не знал, что это ты. Папань, ты меня прости… я не нарочно. Честное слово! – он умолк, но ненадолго. – Васька первый на меня набросился, я его только оттолкнул от себя, а он нескладно упал и вывихнул себе руку. Вот те крест, правду говорю. – Он одним движением, явно не думая, осенил себя крёстным знаменем.

Это, заметил про себя Анисим, он делал крайне редко. Степан говорил быстро, запальчиво, с волнением, меняя постоянно ход мыслей, горячился, чувствуя себя виноватым перед отцом. В интонации голоса, да и во всей путаной речи, особенно в последних его словах, звучала страстная убеждённость и искренность, как на исповеди.

Это окончательно успокоило Анисима, и он, затянув ремень на портах, молча спустился вниз на землю по приставной лестнице, успокоившись и простив своего любимца, мысленно обвинив себя.

По пути он самозабвенно размышлял: «Ловок проказник, как пушинку бросил. Не пропадёт парень, за его будущее я спокоен. Это работа Григория, спасибо, сынок, за науку». На сердце было легко от чувства непогрешимой невиновности сына – надежды и опоры старикам в неизменно и неминуемо так быстро накатывающей старости.

Задолго до этого, будучи человеком практичным, почувствовав старческое недомогание, он продумал расклад жизни своих оставшихся дней. Ставку на этот счёт он сделал на Степана. Всё до мелочей укладывалось по его задумке: отделить старших сыновей, женить Стёпку, если, конечно, удастся, на Немковой Екатерине, дочери друга своего, с которым служили в армии в Питере. Пожить под старость тихой, мирной, старческой жизнью без этой суеты и шумной суматохи многочисленной семьи, поглаживая по головкам будущих маленьких Стёпкиных сорванцов. Сегодняшний случай он не брал в расчёт, по первости он сам спорол горячку. «Ну, негоже так поступать с таким взрослым парнем, да ещё спросонок, с его-то прытью…» – мыслил Анисим, с просветлённым лицом подходя к ревущей толпе.

Народу уже собралось прилично, и всё подходили и подходили, уже двор становился тесен. Как же – представлений давно уж никаких не было, а тут такой случай. Особенно лютовала Марфа Лунькова – подайте ей жертву на растерзание неугомонной толпе для расправы… А она будет с ехидством держать под надзором эту словесную экзекуцию, как вампир, с кровавой ухмылкой на сморщенном старческом лице.

Поистине нужно иметь стальные нервы, чтобы не взять увесистую дубину и не разогнать всех этих любопытствующих зевак. Но упаси Господи, нужно строго соблюдать веками сложившиеся правила и традиции отношений между людьми внутри общины, иначе не избежать пожара в самом прямом смысле.

Марфа продолжала голосить, если не сказать вопить в открытую во всё горло, чувствуя за собой силу правды, распустив по худеньким давно не мытым плечикам свалявшие жиденькие седые с желтизной волосёнки. Она со всем усердием призывала народ к справедливости и подбивала его к бунту негодования.

Мать Степана, Анисья, дородная женщина, подперев свой пышный стан белыми оголёнными по локти руками, как скала, стояла напротив взбеленившейся Лунчихи, не пропуская её дальше во двор до прихода мужа. Она давно уже поняла цель и причину визита ранней гостьи и продолжала молча слушать её брань с угрозами и оскорблениями, пока та не набросилась на подошедшего Степана с кулаками и угрожающе замахнулась. Анисья не выдержала, решительно отстранила её за шиворот от сына и, закрыв своего любимца высокой грудью, как орлица, распустив крылья, зашипела:

– Не сметь… Марфа… Ты что надумала? Раздавлю! – Плюгавенькая Лунчиха мгновенно затихла, челюсть её неприятно отвисла. Она глядела на всех, ища защиту, моргая маленькими слезливыми глазёнками. – Ты что, Бога не боишься? Ты забыла, кто твой сыночек? Да он в печёнках сидит у всей деревни. Все сады и огороды пообдирал… Ты спроси у народа… – Она вопрошающе повела руками по собравшейся толпе: – Люди, мог ли мой Стёпушка напасть на твоего хулюгана? Да ни в жизнь. Он кроме добра никому дурного никогда не посмеет пожелать или сделать.

Марфа пыталась возразить, но кто-то, видимо, из её лагеря неуверенно предложил робким голосом:

– Пусть расскажет виновник, а то мы галдим, а сути не ведаем,

– Давай, Стёпа, расскажи! – предложил Кузьма Соловейка, с шерстистыми бровями горшечник, мастер по изготовлению глиняных поделок, которые никто не покупал из-за их кособокости, некрасивого вида и аляпистости. Но его упорство, с каким он старался исправить свои просчёты, делало ему честь и надежду, что Кузьма завоюет рынки своим товаром.

Толпа медленно отступила от Степана, образуя кольцо вокруг парня. Эта свободная полоса стала непреодолимой гранью между им, Степаном, и обществом с любопытством и недоумением смотрящих на него односельчан. Внутренняя неловкость, сложные чувства тревоги и обеспокоенности проникли в душу молодого человека. Обида вырывалась наружу, но предстоит ещё доказать всем, кто ты на самом деле.

– Во-первых, здравствуйте, граждане, – поборов себя, приветливо заговорил Степан, – а во-вторых, я вижу среди собравшихся подлинных свидетелей, которые видели своими глазами, как Луньков Василий, сын уважаемой Марфы Ксенофонтовны, напал на меня первым. Например, Макридина Полина, Брытчикова Таня, Хаваева Антонина и многие другие. Я расскажу вам, как на исповеди. Вчера на вечеринке я пригласил девушку потанцевать, а её сын Василий, – Степан указал раскрытыми ладонями в сторону Марфы Луньковой, – схватив меня за рукав, потребовал отойти и поговорить с ним с глазу на глаз. Я, к своему сожалению, согласился, думая, что разговорами всё и закончится. Но не тут-то было. Как только мы отошли, он набросился на меня и стал валить на землю. Сами понимаете, как это бывает, мне пришлось невольно обороняться. В результате потасовки я неудачно оттолкнул его, он не устоял на ногах, упал и вывихнул себе руку. Вот так всё и закончилось. Мне очень жаль, что так получилось, я корю себя в этом. Сразу же я помог ему встать, фельдшер Матвей Григорьевич вправил вывих и пообещал, что плохого ничего не будет. Свою мать, видимо, он обманул, неправильно проинформировал, отчего сейчас и происходит данное недоразумение.

Закончив свою речь, Стёпа обвёл глазами собравшихся односельчан и попросил высказать своё мнение свидетелей, видевших этот инцидент. Его рассказ подтвердили многие участники вечеринки, присутствующие здесь. Следом за ними напросился высказаться Анисим, к этому времени уже полностью овладевший собой: