Александр Идоленков - Подвиг бессмертия. Книга первая. Откровение

С утра до вечера там вышагивают длинноногие черногузы, привольно живущие на липах возле домов любителей этой экзотики. Они прилетают сюда ежегодно, с завидным постоянством, селятся на своих старых гнёздах, каждый раз заботливо и с любовью поправляя их, и, отложив яйца, высиживают потомство, забавляя хозяев усадьбы своим дружелюбием и независимым укладом существования.

Издавая свои заунывные крики, осенью птицы собираются в стаи. Прежде чем улететь на юг, они долго кружатся над своим домом. Непонятно, с какой целью это они делают, прощаются или запоминают место, куда будущей весной собираются вновь возвращаться.

После обеда того же дня, когда солнце склонялось к горизонту, хозяин целого клана Долов возвращался домой, спускаясь по тропинке в обход болота. Запах торфяных испарений неприятно проникал в лёгкие, вызывая удушье и кашель, на что очень остро реагировал старец и старался держаться дальше от этого гиблого места.

Задушевная перекличка лягушек, стрекот кузнечиков заглушали все звучания в округе, настраивая мысль человека на благочестивое мироустройство. Жители так привыкли к этим монотонным симфониям, что даже считают их своим законным достоянием, они им даже нравятся. Бывают случаи, когда наступает глубокая тишина, звуки умолкают, тогда люди в тревоге начинают оглядываться по сторонам, с суеверным трепетом гадать, к чему бы это и что после этого может произойти?

Погружённый в свои мысли, старый Анисим, отец Степана, возвращался домой, погостив у сына Ивана. Неожиданно услышал он жалобное мычание коровы из травянистых зарослей болота. Анисим, не раздумывая, в состоянии беспокойства, устремился к месту, откуда отчётливо доносился беспрерывный, тревожный зов животного.

Помочь попавшему в беду человеку ли, животному ли, являлось первейшей заповедью, заложенной с детства в натуре старика. Он был хоть и стар годами и дряхл телом, но в голове у него, как и прежде, процветал молодеющий ум. Поэтому каждое свершённое им доброе дело, по его глубокому убеждению, зачитывалось где-то, облагораживало и его и окружающих. О своей грешной душе с приближением старости он постоянно заботился с гораздо пущим усердием, чем в былые времена. Самым серьёзным образом он с благоговением задумывался о встрече с Творцом, сопоставляя каждый свой шаг по земле с заповедями Господними.

Метрах в двадцати на зелёном зыбучем ковре Анисим увидел корову, ушедшую наполовину в вязкую жижу. Видно, болото у самого берега в этом месте было не столь глубоким. Жаркая пора августа засушила верхнюю корку под травяной массой зелени, превратив её в плотный панцирь, сквозь который ноги животного всё-таки провалились, а в результате борьбы за жизнь корова взбаламутила эту корку и провалилась всем телом по самую шею. Илистая грязь засосала её так прочно, что самостоятельно она не могла сдвинуться с места, как ни старалась.

Сколько времени корова боролась за свою жизнь неизвестно, но почувствовав скорую гибель, она стала звать громким мычанием людей на выручку. Подбежавший Анисим, оценив обстановку, понял, что одному ему помочь бедному животному не удастся; поэтому он поторопился призвать ближайших соседей всем миром спасать тонущую скотину из этой смертельной беды.

Первым прибежал сын Анисима Иван со своей женой. Следом примчались сюда вездесущие дети, увидев тонущую корову, с криками о помощи разбежались, оповещая звонкими голосами жителей ближайших хат.

На спасение, как по тревоге, сбежалась немалая группа взрослых мужчин и женщин в сопровождении многоголосой детворы. Так как такие случаи были, по всей очевидности, не единичными, то у каждого при себе имелись различные средства спасения: доски, верёвки и даже лестницы.

С криками и подбадриваниями друг друга люди деловито обложили животное досками, приступили к спасению утопающей скотины. В то время когда одни поддерживали корову за рога и хвост на поверхности, приподнимая её, другие подсовывали под её брюхо верёвки и доски типа рычагов.

Громкие возгласы, споры, советы, подбадривания, отчаянные восклицания по поводу неумения правильно сделать что-то или одобрения раздавались с места спасения, привлекая всё большее число желающих оказать посильную помощь.

Обессиленная вконец корова, измазанная полностью иловой грязью и тиной, таращила испуганные глаза, истошно мычала на всю округу.

В конце концов, ослабевшую животину, приложив общее усердие, спасатели вырвали из болотного плена. Бедняга, увешенная присосавшимися крупными пиявками, набухшими от крови животного, отошла на несколько метров от гиблого места, улеглась на траву, дрожа всем телом, косясь на спасителей широко открытыми глазами, всем своим видом будто благодарила вызволивших её людей за спасение.

– Братцы, с хвостом у бурёнки что-то неладно, – заметил Анисим Миронович.

– Хорошо, что висит, не оторвали.

– Заживёт, а если отвалится, беды не будет. И без хвоста молоко будет давать

Только сейчас объявилась Матрёна Короткова – хозяйка коровы. Она только что узнала о беде, постигшей её скотину, прибежала, запыхавшись, вцепилась пальцами рук в свои огненно-рыжие взлохмаченные волосы, стала причитать громким голосом, как бы ища сочувствия или оправдания за причинённые хлопоты людям от её нерадивости. Говорила она, будто пропуская слова через носоглотку, поэтому речь её казалась монолитной и непонятной окружающим её людям.

– Люди добрые, спасибо вам за то, что не дали моим сироткам умереть с голоду, спасли нашу кормилицу. Чтоб мы делали, если бы это горе случилось? Хоть в болото лезь живьём вслед за бурёнкой. Господи, благодарю тебя за заботу о нас, – она торопливо крестилась, бормоча благодарственную молитву, роняя горючие слёзы. Удручённая случившимся, женщина чувствовала себя как бы виноватой перед людьми и старалась молитвами задобрить всех и вымолить тем прощение.

– Мотя, не убивайся ты так, лучше корову помой да пиявок оборви, а то они оставят тебе от коровы одни кости, завёрнутые в кожу.

– А и правду ты говоришь, кум Сазон, а мне и в голову мою чумную энтая мысля не взбрела, – часто моргая рыжими ресницами, прогундозила Мотя

Если бы Бог считал людей своими детьми, вряд ли он был так жесткосерден. Напротив, проявлял бы к людям больше милосердия и не применял непонятные карательные меры, особенно к невинным людям. Ведь все люди – это его поделки. Неужели он забыл. Трудно представить, чтобы какая-либо живая душа, созданная Творцом, так неподобающе относилась к своим чадам.

Кинематограф туда ещё не проник, и такие вот экзотические представления заменяли его крестьянам. Это было настолько зрелищное действо, заставившее жителей по прошествии времени часто вспоминать об этом.