Александр Идоленков - Подвиг бессмертия. Книга первая. Откровение

В дореволюционной России люди, особенно в деревнях, долго не задерживались на этом свете, жили мало, редко кто из крестьян дотягивал до пятидесяти годков. Уже в сорок лет мужик обрастал шерстью и выглядел немощным дремучим старцем. Тяжёлый всепоглощающий труд, эпидемии, болезни, повседневные тяготы и лишения, вековая бедность, нищета и антисанитария исподволь подтачивали здоровье землепашца – всё это незаметно, но неуклонно заканчивалось смертью в столь молодом возрасте. Их жизнь представлялась им в их же сознании неприметной и запрограммированной по одному сценарию с самого рождения: жить смиренно, по заповедям церкви, и безропотно, тихой поступью, покоряясь судьбинушке своей, двигаться под сень Всевышнего…

Поэтому сменялось людское поколение безсуетно, незаметно, как вода в тихо текущей реке. И только в покорных душах они уповали на Божью милость, а духовенство между тем цвело и расползалось по империи, как раковая опухоль.

Это уже замечено, что чем хуже живётся народу, тем пышнее расцветает религия и милитаризация страны. Военные срочно выискивают врага, берут власть в свои руки и приводят страну к разорению или даже, в худшем варианте, к уничтожению.

С приходом советской власти уклад и благосостояние крестьянства не улучшились, да и быт тоже, поэтому резких изменений в лучшую сторону народ не почувствовал. Правда, грабёж мужика стал очевидней и наглей.

При царизме терпение крестьянина теплилось на пределе, но тяжкий повседневный труд и богобоязненность заглушали даже мысль облегчить свою обездоленную участь, да они, в принципе, и не знали, что жить можно по-другому. Только безвыходное отчаяние вынуждало иногда устраивать бунты непокорности отдельным угнетателям. А так, терпели и прощали. Вздыхая, крестили лбы и с тупым остервенением впрягались всё в то же ярмо.

И жили бы они, и дальше продолжали терпеть, не ведая своих тайных бед, если бы на их головы не свалились просветители-гуманисты, приехавшие из-за кордона революционеры-утописты да доморощенные смутьяны-бездельники. И давай расшатывать устои первобытно-общинного строя, так умело веками поддерживаемые царскими феодалами и духовенством.

И вот на тебе – распахнули мужичонку глазёнки, рассказали байки о заморских чудесах свободы, равенства и братства, бунтах да погромах невиданных за краями империи. Открыли правду-матку мужику – и получайте по зубам да по мордам. Эти у нас скоры на расправу, зальют глаза сивухой и лезут напролом, не разбираясь ни дороги, ни тревоги.

Вот вам и уроки. Говорили ведь ушлые люди, держи быдло в невежестве и страхе и будешь сыт и богат. Так нет же, совесть их замучила – сами, мол, в масле катаемся, обжираемся, а народ с голоду пухнет. А что с этим народом сдеится, сдохнет один – два народится – проблема решена сполна.

Война с германцем тоже подлила в пылающий сердечный костёр недовольства, пошла и завертелась тогда великая смута по матушке Руси; с топором да полыменем – под корень вырубали династии вековых угнетателей. Сколько кровушки пролилось на святую землю матушку, не сосчитать и не измерить никакими мерами!

Анисим сам был участником этих грабежей и погромов и очень даже хорошо помнит те события двухлетней давности. Даже самовар из помещичьей усадьбы, появившийся в доме с тех самых пор, глядя на который, он крестился, потому что начищенный женщинами, сверкающий пламенем вид его вызывал негодование от укора за те неблаговидные совестливого христианина дела.

Время было такое, люди словно сдурели, лозунги призывали покончить раз и навсегда с вековыми поработителями и угнетателями. Эйфория прошла, и рассудок вернул сознание к действительности, и на поверку всплыло то, что противоречило совести и укладу жизни, и таилось в глубине души, и должно было предостерегать.

Вначале было очевидным – социальные и бытовые перемены, обещанные большевиками народу, являлись радужными и сулили ему процветание и благоденствие. Но народные массы были обмануты, по прошествии нескольких лет всё поменялось в худшую сторону: коллективизация, раскулачивание, репрессии, грабежи. И всё это продолжалось на протяжении всей истории советского строя в России, что и послужило отторжением народных масс от непродуманного верхним эшелоном власти коммунистического курса, идея которого, кстати сказать, была великолепно задумана утопистами многих стран задолго до Октябрьских событий.

Спустя семьдесят лет, когда в очередной раз произошёл государственный переворот, к власти пришли демагоги, так называемые демократы. В основной массе это были евреи, целью которых было личное обогащение – раздел природных ресурсов страны.

Соблазн лёгкой наживы возобладал над их разумом. В очередной раз народ был нещадно ограблен и обездолен. Богатейшая страна со свободолюбивым гордым народом была обескровлена и раздавлена, впала в глубокую депрессию.

Воспользовавшись этим, новоиспечённые нувориши, грабанув неразумный народец, воспитанный кровью поколений в духе патриотизма, стали умнее, учли опыт своих предшественников; детишек своих отправили за границу вместе с награбленным капиталом и оттуда продолжают качать добро, нажитое русским трудовым народом. Их там, за кордоном, не достать – кукиш вам с маслом, дуракам необразованным – в плане экономики и финансов и слишком доверчивым остолопам – в плане человеколюбия и русской доброты.

Все эти отступления в экскурс будущего увели нас от тех далёких событий, разворачивающих в нашем повествовании в начале двадцатого века, ради которых мы приступили к диалогу о жизни наших героев.

Степан, сын Анисима Мироновича Долина, подрос, возмужал и уже в свои юношеские годы отличался физической силой, живым и пытливым умом, благородной осанкой и рассудительностью. Размышляя над закономерностью природы, его любопытство обогащало его опыт, и мудрость становилась очевидней. Его внешность не поддавалась описанию, парень был красив и лицом, и телосложением, и обаянием. Казалось бы, откуда всему этому взяться? Беспросветная грязь, невежество, суеверие и вши. Выкидыш судьбы. Какой-то парадокс, не иначе. По-другому этот феномен не объяснить.

Все девки, да и молодые женщины, не только в нашей деревне, но и во всей округе, где он бывал, млели, увидев его. Его это не заботило, он будто не замечал этого, не придавал своим внешним данным никакого значения. Вообще, создавалось впечатление, что он не знал о своих качественных особенностях и даже страдал от того, что на него смотрят оценивающими глазами, боясь уронить собственное достоинство ввиду такого внимания. На самом деле, так оно и было.

Отец младшего своего сына Стёпки имел возможность дать ему только три класса образования церковно-приходской школы. И то, с большим трудом, настолько были они бедны. Нужно заметить, это ничтожное образование не то чтобы превозносило его над основной массой неграмотного населения деревни и даже не выделило бы его среди сверстников, получивших те же знания и в той же среде, если бы не вмешательство в дело его природных данных. Только благодаря им, его любопытству и упорству, он сумел самостоятельно развить культуру поведения, свой интеллект, в результате чего выиграл конкурс на вакансию учителя в школе ликбеза. Работа в школе для него была светлым праздником; он учил легко, с большим усердием и радостью, заражая учеников уверенностью и оптимизмом, витавшем в атмосфере того времени.