Аскольд Де Герсо - Графиня поневоле. Ссылка

Однажды довелось оказаться случайным свидетелем, как непредусмотрительный бомбист, не рассчитав силы или что также вероятно: совершив ошибку в сборке бомбы, да и уверенность подвела видимо, лишился руки до самого локтя, попутно легко поранив случайного прохожего.

Ротозеи, обступив парня, стояли не зная, что предпринимать в этой ситуации, но нашёлся Ефремушка, что, не пожалев своей рубахи, распустил на полосы и затянул жгутом повыше раны, а после вдвоём, несмотря на протесты парня, отвезли его в лечебницу. Выжил он, нет ли – о том Апраксин не интересовался. Зиневич, по его складу ума, едва ли способен на такой поступок, жёсткости в нём не хватало.

Сейчас ситуация была несколько иная. Уже накинув шубу, Александр увидел у порога Ефремушку.

– Доброго дня, барин. Ваше Сиятельство, я готов, – Ефремушка был в долгополом тулупе, доставшемся от Александра. Поскольку граф был высокого роста, то и тулупы, и шубы будучи на Ефремушке доставали до пола, чем и объяснялось, что он всегда носил долгополые тулупы в зимний период или плащи в дождливую погоду. Укорачивать же полы, ни в какую не желал.

– Похвально, Ефремушка, похвально, – отозвался Александр полушутя, – уже выезжаем.

– Прошку звать, Ваше Сиятельство?

– Нет, сам править будешь.

«Не иначе что-то тайное затеял барин», – только и подумал Ефремушка, выходя на улицу. Карета уже была подана и стояла практически у самого парадного входа. Вскоре вышел граф и, приказав править к Чёрной речке, сел в карету. Ефремушка устроился на козлах и, взяв в руки вожжи, прикрикнул на лошадей: – Н-ну, поехали, родимые!

На место дуэли они примчались за несколько минут до назначенного времени. Но тем не менее, барон Дагмар и его секундант, как и доктор, о котором позаботился барон, уже были здесь. Они, собравшись в круг, о чём-то совещались или что также вполне вероятно, обсуждали детали предстоящей дуэли. Солнце, перешагнувшее зенит, бросало долгие тени на снегу, вороны громко каркали, нарушая тишину, и, придавая зловещий оттенок. Апраксин, выйдя из кареты, подошёл к компании Дагмара и поприветствовал по всем правилам.

– Господин Апраксин, вы готовы удовлетвориться, в случае, если Дагмар принесёт свои извинения? – ещё раз обратился к нему секундант барона, пытаясь примирить дуэлянтов.

– Только публичное извинение, – отрезал Апраксин.

– Никогда! Стреляемся, – не давая времени секунданту, выкрикнул Дагмар, ничуть не желая, идти ни на какие уступки. В его взгляде Александр приметил неестественный блеск, чего не было в салоне, когда произошла стычка, но не знакомый воздействием на человека галлюциногенных и психотропных веществ, не придал значения.

– Я, разве сказал, что отказываюсь? Кто-нибудь из вас слышал нечто схожее? – подшутил над самоуверенностью и надменностью Дагмара граф.

Секундант барона, отведя его в сторону, о чём-то вполголоса объяснял. Изрядное время пошептавшись, они вернулись обратно, барон имел довольный вид, как если бы всё уже свершилось.

Но шутка не произвела должного эффекта, что объяснялось одним: над сим местом уже зависла тень вестницы смерти. Сей знак легко можно было увидеть в глазах собравшихся. Она незримо витала повсюду, от чего не становилась менее ужасающей.

Напротив, хоть её никто не видел, но каждый ощущал каждой клеточкой своего тела, она бросила свою незримую тень на всё окружающее пространство и те же вороны, казались, её посланниками. Все предпринятые попытки оказались напрасны и не увенчались успехом к огорчению и немалой досаде секундантов.

– В таком случае, выбираем пистолеты и отмеряем расстояние.

Апраксин, прежде чем приступить к самой дуэли, попросил всех присутствующих сохранить в тайне.

Секунданты, соблюдая правила, предложили бросить жребий, определяя право первого выстрела. Но здесь случилась небольшая заминка, поскольку Апраксин не согласился с условиями секундантов, выражая своё пожелание не стремлением на победу, а восстановлением справедливости. И ни одному из присутствующих не удалось переубедить его в обратном. Спутник барона и виконт Штафф, по колено утопая в снегу, начали замерять оговорённые двадцать пять шагов.

Пожелание Александра относительно уступки права первого выстрела Дагмару, немного да приободрило последнего, поскольку его глаза, казались, уже потухшими в ожидании. «Здесь что-то не так», – успел подумать Александр, заметив взгляд соперника, но столь быструю перемену объяснил ситуацией. Апраксин подал шубу Ефремушке и, оставшись в одном камзоле шагнул к отметке, где виконт тщательно утоптал снег на пятачке.

Дагмар, оказавшийся против солнца, долго целился, меняя положение тела, и всё одно оставаясь недовольным, рука его вздрагивала. Он опустил пистолет, но затем вновь поднял и прицелился. Секундант Апраксина сделал замечание барону, но тот лишь отмахнулся. Но замечание, сделанное вовремя, поколебало уверенность барона и всё же сыграло свою роль, и он, повернувшись, выстрелил. Виконта Штаффа объяла непонятная тревога. Он даже упрекнул себя за поспешность, с которой согласился выступить секундантом. «Но, если б не я, он нашёл бы другого», – возразил внутренний голос, противоречить которому не нашлось какого-либо разумного довода.

Апраксин же, уверенный в прочности нагрудника, стоял, не принимая никаких мер, что обычно используют дуэлянты, как то: не прижимал к груди пистолет, защищая сердце от попадания пули. Нарушив бессменное правило любого стрелка, он изначально оказался в проигрышном положении, о чём возможно и догадывался, но уже не в силах был что-либо изменить, но в его пользу играла позиция: солнце светило в спину. Противник, стоящий напротив также не выражал никаких эмоций, что также не играло на пользу барону.

Наконец раздался выстрел и в воздух взметнулось лёгкое белое облачко порохового дыма. Но…

Граф стоял, как если бы ничего и не произошло. Не было наставленного пистолета, не было выстрела. Страх завладел всем существом барона. Такое же чувство страха, наверное, испытывают овцы, ведомые на бойню. Он даже не делал попыток, каким-либо образом скрыть свой страх. Да и страх, что овладевает разумом, всем существом человека, никоим образом не поддаётся контролю, он превыше сознания, как нельзя избежать дождя, будучи в чистом поле, что грозиться разразиться с минуты на минуту. Если не видно было дрожи, то сие легко объяснить оцепенением, охватившим Дагмара после неудачного выстрела.

Перед его взором проносились картины кутежей, где он блистал, лица дам выступали откуда-то из глубины сознания, слащаво улыбаясь, возникали самые разные картины, возникали словно вспышки света и вновь погружались в темноту, что некогда окружало его и, что грозило навсегда исчезнуть. Злило даже, что течение жизни нисколько не отразится в окружающем мире с его отсутствием, как если бы он ничего не значил. Что он мог значить, он не додумал, увидев нацеленный на него пистолет.