Илья Тамигин - Димитриос Ништяк из тотема Совы. Героическая фантастика

Корнелий выбрался наружу. Креон и Митя ритуально отсалютовали зрителям. Против правил, остальным бойцам было разрешено смотреть. Пришли также повар, женщины и легионеры. Ну!

Клаудия махнула платком. В тот же миг Креон прыгнул, покрыв две трети разделявшего их песка. Митя едва успел вскинуть щит. Затем гладиаторы закружились по арене, делая ложные выпады, проверяя оборону. Креон вдруг ударил, целясь в голову. Митя принял на шлем, одновременно пытаясь провести колющий удар в живот. Безуспешно. А так? Обманный секущий в голову, с расчетом на разворот кисти в верхней точке и удар по корпусу. Нет, не вышло. Просто принял на шлем и контратаковал низко, по ногам. Пришлось прыгнуть, исполняя заднее сальто. Зрители зааплодировали. Однако, что это? Шлем Креона перекосило, завязки перерублены! Вот он отшвыривает его в сторону. Погнали наши городских! Следующие несколько минут удары сыпались, как предвыборные обещания из политика, но ни один из бойцов не добился успеха. Внезапно, уходя от очередного Митиного секущего в голову, Креон исполнил нырок и, в свою очередь, полоснул, целя в горло. Митя отпрянул, но острие меча рассекло кожу под ключицей, закончив свой путь в левой подмышке. Хлынула кровь. Столько крови Митя ещё не видел в своей жизни! Её вид подстегнул его. Теперь или никогда! С криком «Ништяк!» он прыгнул на стену, оттолкнулся ногой, в перевороте ударил головой в шлеме в лицо Креона. Не ожидавший такой акробатики, тот рухнул, как сбитая кегля. Митя упал рядом, тут же вскочил, готовый продолжать бой, но все было кончено: противник был в глубоком нокауте. Зрители аплодировали, свистели, вопили. Митя приставил меч к горлу Креона и посмотрел вверх. Корнелий и Вителлий Марцелл довольно улыбались. Тиберий задумчиво жевал нижнюю губу, не выказывая ни радости, ни огорчения. Клаудия сияла. Щеки её разгорелись румянцем, прическа растрепалась. Поймав Митин взгляд, она покачала головой и показала большим пальцем вверх. Фу, стало быть, добивать парня не придется! Корнелий спрыгнул на арену, наклонился над поверженным гладиатором.

– Жив! – объявил он.

На песок спустили лестницу. Митя выбрался наверх. Ноги дрожали, тошнило, кружилась голова. Я живой! Я выстоял! Я победил! Сарух и Моше подхватили его под руки и увели, положили в тени. Подошел Вителлий, осмотрел рану.

– Пустяки, рана неглубокая! Сейчас зашью, зарастет в неделю, – пообещал он, доставая здоровенную иголку с продетой в неё суровой ниткой.

Задрав тунику, помочился на рану. Это такая дезинфекция, понял Митя. Затем, без особых изысков, начал штопать, будто сумку порванную зашивал. Всего наложил пятнадцать швов, грубых, но прочных, крепко держащих края раны. Забинтовал рану чистой тряпкой. Щелкнул пальцами. Подбежал помощник повара с бурдючком вина литра на три.

– Пей, гладиатор! – протянул он сосуд Мите.

Наш герой отпил большой глоток, закашлялся.

– Как там Креон?

– В себя пришел. Шишка здоровая, а так ничего.

Митя отхлебнул ещё. Адреналин продолжал гулять в крови, немного трясло, но после вина стало легче.

– Хорошо тебе, Димитриос, – задумчиво выдал Моше, – Теперь, пока не поправишься – никаких тренировок, знай жри, спи и сри.

– А ты бы поменялся? – прищурился Митя, осилив очередной глоток.

– Нет, конечно. Не люблю, когда нечего делать, – серьезно ответил Моше.

Рядом хохотнул Сарух. Вдвоем они увели парня в барак.

Повертевшись на тюфяке, Дмитрий понял, что уснуть, даже после вина, не удастся. Боль когтистой лапой рвала грудь, усиливаясь при малейшем движении. Перед глазами плавали круги. От потери крови, наверное. Помаявшись до темноты, достал коробочку с опием. Заодно и испытаем зелье! Осторожно разжевал соломинку, макнул в порошок. В свете полной луны было видно, что несколько кристаллов прилипли. Налил в ложку вина, тщательно растворил лекарство. Выпил, надеясь, что доза адекватная. Облизал ложку, запил остатками вина. Свирепый зверь, терзавший рану, стал отступать… Отступать… на мягких лапах… Кто это улыбается в углу? Папаня! Слушай, купи мороженное! … Пальмы, волны… Гул прибоя, а может, не прибоя? … Это самолет… Сейчас стюардесса разнесет водичку… Но почему она голая? … Олла…

Темнота.

– Димитриос! Проснись! – кто-то тряс его за плечо.

Боль всколыхнулась, но уже не так сильно. Застонав, разлепил склеенные веки: Корнелий встревоженно смотрел ему в лицо.

– Ты спишь уже целые сутки! Надо поесть, парень!

Превозмогая головокружение и боль в ране, поднялся. Сушняк, господа, хоть на выставку посылай! Язык не язык, а терка какая-то! Ой, а в сортир-то как хочется!

Выйдя из сортира, напившись и умывшись, почувствовал себя лучше. Как раз прозвонили к обеду. Сел, попробовал рыбной похлебки – вкусная! Но съесть смог только через силу. На рагу из овощей и конины уже не хватило сил. Вытерев вспотевший лоб, посидел в тени. Феликс пытался заговорить, но слова не воспринимались. Подошел Вителлий Марцелл, присмотрелся, положил руку на лоб.

– Э-э, гладиатор, да у тебя жар!

Размотал повязку: рана воспалилась, на швах выступали капельки гноя. Вителлий выругался. Дмитрий с вялым интересом отметил новые обороты речи. Латынь, как оказалось, была очень богатым и ёмким языком. Просто литературные источники не донесли до нас простые народные выражения.

Подошел Корнелий. Посовещавшись, они велели Дмитрию идти к себе и ждать. Что ж, начальству виднее! Прилег на матрас. Мутило, тянуло в сон. Не слишком ли велика была доза опия? Сутки проспал, и ещё хочется… Нет, это от слабости и инфекции. Интересно, как они собираются меня лечить?

Ближе к вечеру Корнелий привез из деревни жреца храма Юноны. Звали его Туллий. Благообразный седой дядька в мантии и венке. Из под кустистых бровей смотрели живые умные глаза. Смешно шевеля козлиной бородкой, расспросил Дмитрия, осмотрел рану, пощупал живот и выслушал грудь. Похмурился, затем разложил переносной алтарь. Повар принес голубя. Пропев гимны Юноне и Асклепию, жрец быстрым движением обезглавил птицу, побрызгал кровью на алтарь и на пациента. Несколько перьев подбросил в воздух, проследил их полет. Только после этого дал выпить какой-то порошок и смазал рану тяжко пахнущей мазью. Дмитрий поблагодарил за лечение. Туллий улыбнулся и объяснил, что Димитриос поправится, если на то будет воля богов, он же только инструмент в их руках. Оставил баночку с порошком и мазь, велев принимать порошок утром и вечером три дня, а повязку менять один раз в сутки.

Ночью стало легче, жар спал. Видимо, боги благосклонны ко мне! Глядишь, утром поем хорошенько.

Сон был спокойный, глубокий. Утром, и впрямь, почувствовал себя намного лучше. Рана почти не болела, сил прибавилось. С аппетитом позавтракал. Выздоровление началось.