С. Терсанов - Окруженцы. Киевский котел. Военно-исторический роман

– Ур-р-ра кукурузничку! Бей гадов! На нашу долю меньше останется. Смотри, как швыряют! Вот это молодцы, вот это герои!

Наконец, немцы опомнились и начали настоящую охоту за русской «фанерной этажеркой», которая причинила им столько бед. Сплошной треск пулеметов и автоматов заполнил всю степь за рекой. Целый рой трассирующих пуль, казалось, прошивал тихоходную машину, кружившую над вражескими окопами… Но вот выхлопы отчаянного «кукурузника» стали быстро удаляться и затихать, а вскоре и совсем пропали.

Комиссар Додатко развернул листовку и громко, чтобы слышно было и в дальних окопах, начал читать:

Славные защитники Киева! Дорогие друзья! Вы с честью выполнили свой долг перед родной советской Украиной, ее народом, перед всей нашей Матерью-Родиной. Два месяца насмерть стояли вы у стен города. Два месяца загоняли вы в могилы презренных фашистских захватчиков. Сто тысяч полегло их там! Эти сто тысяч никогда больше не поднимутся для разбоя. Этим своим подвигом вы подарили Отечеству нашему два месяца драгоценного времени для мобилизации сил, для накопления резервов, спасители Отечества! Стоя насмерть у Киева, вы отвели на себя жестокий удар, занесенный врагом на славную нашу столицу – Москву. Из-за вашей легендарной стойкости Гитлер был вынужден повернуть танковый таран Гудериана с московского направления на юг. Войска нашего Юго-Западного фронта оказались под угрозой окружения. Возможно, врагу удастся отрезать вас от нашего тыла. Но будьте, как всегда, мужественны в резко меняющейся боевой обстановке, дорогие наши братья и сестры! Не поддавайтесь панике! Паника – это самое опасное оружие врага нашего. Не слушайте россказни Геббельса и его подручных! Помните главное: вас здесь, на восточном побережье Днепра, больше, чем немцев. Окружая вас, они сами боятся быть окруженными.

Родина шлет вам помощь. Линия фронта на востоке недалеко от вас. Смело атакуйте фашистов и организованно пробивайтесь на восток! Не щадите ни одного малодушного в своих рядах! Свой трус и паникер теперь опаснее фашиста. Не забывайте, что спасение для нашей Родины теперь в одном – в поголовном истреблении фашистских мерзавцев, топчущих нашу советскую землю, насилующих наших жен и сестер, угоняющих в рабство наших подростков. Истреблять фашистскую нечисть можно и нужно везде и всюду, в том числе и в окружении. Товарищи бойцы, командиры и политработники Юго-Западного фронта! Беспощадно громите гитлеровских разбойников! Родина никогда не забудет вашего подвига! Смерть немецким оккупантам!

– Вот фрицы! – возмущенно сказал Смелянский. – Брехали, что и Харьков давно взяли…

– Брехать они мастера, – Комиссар улыбнулся и начал читать напечатанную на обороте листовки самую свежую сводку Совинформбюро. Закончив чтение сводки, он крикнул: – Родина с нами, товарищи! Фашистские радиобрехуны в одном только правы: мы с вами оказались в очень тяжелом положении… Но мы пробьемся к своим! Пробьемся или геройски погибнем. Плен у фашистов – это тоже смерть, только смерть мучительная, рабская, позорная смерть труса или изменника!

– Пробьемся, товарищ комиссар! – ответил за своих бойцов сержант Смелянский.

Высоко над широкой кочковатой поймой реки зеленая ракета описала траекторию, и сразу же девять взводов пехоты, рассредоточившись по всему участку полка, пошли в наступление. Бойцы молча перебегали от одной высокой кочки к другой и, падая на животы, изготавливались к стрельбе. Изредка они стреляли по прибрежным кустам лозняка. Но кусты упорно молчали. Артиллерия противника, находившаяся на огневых позициях за рекой, тоже не открывала огня. Противник, видимо, понял цель этого демонстративного наступления русских и не выказывал своей огневой системы. Однако смертники, сидевшие в кустах лозняка, имея за спинами глубокое русло реки, а перед собой – все ближе и ближе сверкающие русские штыки, не выдержали и застрочили панически длинными, захлебывающимися очередями. Волжанов, Додатко, Ребрин, Орликов и Жарков, внимательно наблюдавшие из амбара за ходом наступления своих взводов, заметили, что из кустов через каждые 100—150 метров бил станковый пулемет.

– Хитрят фашисты, – сказал Орликов, не отрываясь от бинокля в дыре крыши. – По мне лупили гораздо гуще.

– Что-то Хромсков сильно отстал от своего взвода, – заметил Жарков, – Как же он может командовать на таком расстоянии?

Бойцы взвода Хромскова быстро продвигались вперед на уровне всех других взводов полка, а сам Хромсков, далеко отстав от бойцов, лежал за самым большим болотным холмиком и что-то истерически кричал командирам отделений, которые иногда оборачивались назад, не понимая, чего от них требует командир взвода. Один из них, сержант Кустов, вскочил на ноги и быстро побежал назад, к Хромскову. Короткая пулеметная очередь из кустов пришлась ему в спину, и он, как срезанный ударом острой косы стебель подсолнуха, упал лицом в лужицу.

– Ну, Хромсков, на этот раз тебе несдобровать! – процедил сквозь зубы комиссар Додатко.

Хромсков, будто услышав угрозу комиссара, сделал несколько перебежек. Прижимаясь к земле, он подполз к Кустову, попытался перевернуть его бездыханное тело, потом оставил его на месте и сделал еще перебежку. В это время в воздухе на несколько секунд повисла желтая ракета – сигнал к отходу. Прикрывая друг друга огнем, подбирая раненых, отделения начали медленно отходить на исходный рубеж. Сержанта Кустова и еще нескольких бойцов из других батальонов похоронили в общей могиле у сельской церквушки. После похорон Волжанов и Додатко вызвали на командный пункт батальона поочередно всех бойцов отделения Кустова. Все в один голос утверждали, что их командир погиб по вине младшего лейтенанта Хромскова.

Вызвали Хромскова. Он ожидал этого и прибежал удивительно быстро.

– Доложите, Хромсков, при каких обстоятельствах погиб сержант Кустов! – приказал комиссар.

– Видите ли…

– Без всяких «видите ли»! Мы-то видели…

– Гм… – Хромсков пожал плечами. – Дело в том, товарищ комиссар, что за сержантом Кустовым и раньше замечалась боязнь… И сегодня он не выдержал, побежал назад…

– Враки! – прервал Жарков.

– Подождите, товарищ Жарков, – сказал спокойно комиссар, – не надо горячиться.

Хромсков заметил, с какой ненавистью смотрели на него все присутствовавшие в амбаре командиры. Он понимал, что на этот раз командир и комиссар батальона могут расправиться с ним строго по законам военного времени, а по неписаным законам окружения – просто расстрелять. И он стал заискивать:

– Правда, могло быть, что сержант что-то хотел мне доложить или спросить…