Константин Петришин - Битва за ясли господни

Николай I почувствовал, как у него внутри вспыхнула и разлилась по всему телу горячая гневная волна.

– Сволочи! – тихо произнес он, но в его голосе было столько испуганной ненависти, что граф Нессельроде даже содрогнулся.

Попросив разрешения уйти, он тут же быстро удалился. А государь направился в покои императрицы. Первое, что пришло в голову: заставить любыми средствами султана Порты отменить свое решение. «Иначе, – подумал он, – одолеют черти святые места».

…Александра Федоровна встретила Николая Павловича приветливо, поинтересовалась его самочувствием и вдруг спросила:

– Ну и что ты теперь намерен делать?

Николай Павлович удивленно посмотрел на Александру Федоровну.

– Вы о чем, сударыня? – нарочито насмешливо спросил он.

– О том, о чем тебе только что доложил граф Нессельроде, – ответила она.

Николай Павлович качнул головой.

– Ну и ну… Верно говорят в народе: в мешке шила не утаишь. А при моем Дворе это шило и в стоге сена не упрячешь. Значит, тебе уже доложили. Не графиня ли Россет? Она вчера весь бал от тебя не отходила.

– Нет, дорогой, – загадочно улыбнувшись, ответила Александра Федоровна. – Графиня Россет здесь не причем.

– Значит, у тебя при Дворе есть свои шпионы?

На продолговатом лице Николая Павловича появилось неподдельное изумление.

– Конечно, есть, – ответила императрица. – Иначе бы я откуда знала всё… Но ты не ответил на мой вопрос.

Николай Павлович сразу помрачнел. Он и в самом деле не знал, как ему теперь поступить. Начатый два года тому назад Парижем спор с Россией за ключи от храма яслей Господних, Николай I расценивал как посягательство на законные права греко-русской православной общины. Да и на территории самой Османской империи православие исповедовало чуть ли не половина подданных султана.

– Не знаю, – ответил Николай Павлович. И тут же спросил: – А что ты мне посоветуешь?

Александра Федоровна внимательно посмотрела на Николая Павловича.

– В делах человеческих сам бог свидетель и потому я бы посоветовала тебе не принимать необдуманных решений, – ответила она и немного помолчав, добавила. – Ты же знаешь: сегодня половина Европы настроена против тебя и в первую очередь – Париж. Помнишь, когда к власти во Франции пришел герцог Орлеанский Людовик Филлит, ты приказал выдворить из русских портов все французские корабли, которые подняли на своих мачтах трехцветный республиканский флаг. Потом, когда этого выскочку сменил Людовик Наполеон Бонапарт и провозгласил себя императором, ты и его не признал. Вернее полупризнал. Ты что мне тогда сказал? «Это лучше, чем республика, но признать его – выше моих сил».

Николай Павлович грустно усмехнулся.

– И ты все это запомнила?

– К сожалению, видимо, не я одна… – ответила Александра Федоровна.

– Ну и что я теперь должен делать?

Вопрос Николая Павловича прозвучал отрешенно и даже, как показалось Александре Федоровне, растерянно. Она встала из кресла, подошла к супругу и, слегка дотронувшись кончиками тонких почти прозрачных пальцев до его щеки, ответила:

– Я знаю, ты не благосклонен к Пушкину, но он был прав, когда однажды сказал тебе, что Европа по отношению к России всегда была невежественна и неблагодарна. Но сейчас не это главное. Тебе надо найти понимание и поддержку среди наших друзей.

– Ты хочешь убедить меня в том, что в этом споре я останусь один? – немного подумав спросил Николай Павлович.

– Это уже не спор, дорогой. Против тебя объявлен крестовый поход…

До конца дня Николай I не находил себе покоя. Он уединился в своем кабинете и приказал флигель-адъютанту генералу Васильчикову никого к нему не пускать.

Сначала он долго сидел в кресле, потом медленно ходил и все думал, как случилось, что он позволил своим недругам возомнить, что им дозволено все.

…Не прошло и года после того страшного декабрьского дня 1825 года, когда он с божьей помощью переборов в себе страх и вселив веру в немногих оставшихся преданных ему офицеров, сумел подавить бунт на дворцовой площади, как на него снова обрушилось новое испытание. Персия без объявления войны напала на пограничные русские укрепления. Но и на этот раз бог оказался милостив. Сначала русские войска под командованием генерала Манакова разбили персов на реке Шамхора, затем войска блистательного генерала Паскевича заставили бежать персидские войска в свои пределы. Весной следующего года Паскевич с русской армией вступил на территорию Персси и в начале октября осадил и взял главную крепость персов Эривань. И зазвенели по всей России благовестные колокола о его первой серьезной победе.

Николай потребовал от Паскевича предъявить персам за их разбойное нападение самые жестокие условия мира. В результате к России отошли две пограничные области: Эриванская и Нахичеванская.

Европа словно не заметила случившегося на Кавказе. Беспокойство проявила только одна Англия. Кавказ давно привлекал внимание англичан. Через него проходили все торговые пути, связывающие Европу с Индией. И англичане не прочь были держать их под своим контролем.

Однако на Кавказе оставался еще один беспокойный сосед – Османская империя, чьи владения охватывали значительную часть Закавказья, северное и восточное побережье Черного моря, доходили до Средиземноморья, включая Балканы и Северную Африку…

Все эти воспоминания словно в калейдоскопе промелькнули в сознании Николая I и оставили тяжелый след.

…Ранние январские сумерки уже проникли в кабинет Николая I, когда вошла Александра Федоровна.

– Приказал бы свечи зажечь, – проговорила она, тревожно вглядываясь в лицо Николая Павловича. – Не заболел ли?

Она действительно была встревожена отсутствием супруга в течение дня.

…Прошло много лет после того несчастного случая, когда во время поездки Николая I по России на дороге между Пензой и Тамбовом его коляска опрокинулась и государь получил сильный ушиб головы и перелом ключицы.

Ключица со временем срослась, однако головные боли у Николая I стали с того дня постоянным явлением. От того он часто раздражался и ходил с бледным, словно полотно, лицом.

– Свечи зажечь? – рассеянно переспросил Николай Павлович. – Да будет исполнена ваша воля, сударыня.

Он тяжело встал из кресла, подошел к двери и, приоткрыв ее, попросил флигель-адъютанта распорядиться, чтобы зажгли свечи в его кабинете.

Когда свечи были зажжены, и они снова остались вдвоем, Николай спросил:

– Долго ли мы еще будем находиться в Красном Селе, ваше величество?

Слова были произнесены насмешливо, но императрица уловила в них тревожные нотки и все поняла.

– Если хочешь, завтра можно возвращаться в столицу, – ответила она с обворожительной улыбкой.