Ада Тагильцева - ДИАЛОГИ О БОРИСЕ ГОДУНОВЕ. Историческая литература

На момент начала нашего тесного общения отец Кирюши уже умер, Книга осталась в семье, но Кирюша никогда мне её не показывал. Мать Кирюши – Эдита Павловна, которая всю жизнь проработала врачом – акушером в родильном доме, намного пережила своего мужа. Члены еврейской общины по множеству причин не приветствовали смешанные браки и, похоже, Кирюша стал жертвой этого запрета. Живя с матерью, он долгое время был в близких отношениях с русской девушкой – Леной, но не женился. Я предполагала, что его мать была противницей этого брака. Она не слишком возражала против их отношений и, даже неплохо относилась к дочери Лены – Анечке, которая для Кирюши стала родной. Отношения между матерью и сыном были сложными и, в конечном итоге, он холостяковал почти до шестидесяти лет.

Кирюша, как типичный послевоенный ребёнок, невысок, но широк в плечах, бомжеватого вида, как будто он только что вернулся из похода. Ему неинтересно заниматься своей внешностью, поскольку предпочитает дела поважнее. С возрастом его неряшливость увеличивалась. Он отличается открытостью, оптимизмом и жизнелюбием. Очень легко вступает в общение с заинтересовавшими его людьми. Кирюша вообще любит поговорить на интересующие его темы и спорить до победного конца, но в силу высокого интеллекта, может принять точку зрения собеседника, если тот сумеет его убедить в своей правоте. Он ироничен, порой экстравагантен, но разумен, хорошо владеет словом и логичен в своих умозаключениях. Спорить с ним сложно.

Кирюша очень заботится о своём здоровье, регулярно ходит в спортзал и играет в футбол. Кроме того, он – большой интеллектуал, много читает и ему непременно, как можно быстрее, хочется поделиться с близкими ему людьми всем новым и необычным. Он придает решающее значение тому, что его окружает, поэтому с особым интересом относится к сложившейся политической ситуации в стране. Почти все его друзья детства разъехались – кто в Москву, а кто – эмигрировал. Он не задумывался об отъезде, ему было интересно жить и в «лихие» девяностые. Сначала Кирюша, как большинство интеллигенции, разделял мнения либералов, но к нулевым годам разочаровался и иначе, как «либерастами» их не называл. Я не понимала его восхищения «экономическим гением» Гайдара и увлечения стихами Быкова, которые печатались почти каждый день в либеральной прессе, которую он читал взахлёб вместе с другом Борисом. Кирюша всегда ставил ударение в его имени на первом слоге. Прибегая ко мне, Кирюша цитировал Быкова, призывая оценить его юмор. Стихи Быкова на злобу дня мне казались графоманскими и парадоксальными, из которых порой трудно понять, что имеет ввиду автор. Мне не нравится Быков, прежде всего за то, что он не любит страну, в которой родился и живёт, и радуется её проблемам. Я, по меньшей мере, недоумеваю по поводу многих решений нашей власти, но мне не приходит в голову хаять Россию и трудно согласиться с определением Быкова нашей государственной политики, как «разрешение быть плохими, которое негласно даётся подданным». 1 1 1 Газета «Собеседник», N 44, 2017 г. Быков публично поддерживает самые одиозные фигуры общества, даже душевнобольного Родченкова, приносящих много вреда стране. Мне интересно, почему эти либералы, поносящие всё и вся, не свалят за рубеж. По крайней мере, это было бы логично.

При других условиях из Кирюши мог получиться довольно успешный бизнесмен, но в девяностые годы ему помешала его осторожность и умение рассчитывать риски. Обладая практическим умом, он способен на взвешенный и бесстрастный анализ окружающего мира, обращая внимание на масштабные проблемы, в науке и политике. Кирюша во всём ищет интеллектуальное начало, ценит компетенцию, а не человека, максималист, критичен к недостаткам, бывает бесчувственным и резким, но, тем не менее, он убеждён, что за нарушение этических принципов полагается наказание. На подсознательном уровне он полагает, что нормальное развитие честного бизнеса в стране невозможно и часто пытается проверить меня «на вшивость».

– Забери все деньги из своих компаний, и слиняем в какую-нибудь деревню Гадюкино, – иногда шутил Кирюша.

– Причём тут ты и деньги Фонда? – злилась я.

– С чувством юмора у тебя не очень, – смеялся он.

– Ну и шуточки у тебя.

Сразу после распада Союза большинство населения не понимало всей глубины катастрофы, постигшей страну, не задумываясь о понесённых потерях. Люди даже испытывали радость от того, что избавились от роли «старшего брата». Тогда мы до конца ещё не понимали, какую цену заплатила страна. При обсуждении войны на Кавказе Кирюша мечтал,

– Построить бы стену вокруг Чечни и пусть чеченцы перегрызли бы друг другу глотки.

– Русских почти всех выдавили оттуда, но уж очень выгодна эта война кому-то, – пробурчала я.

– Кому-кому. Березовскому. Превратил Чечню в свою вотчину, – зло ответил Кирюша.

– Четверть страны потеряли, зла не хватает.

– Зато от «нахлебников» избавились, – рассмеялся Кирюша.

– Нашёл чему радоваться. Россия отпустила всех без каких-либо выплат и приняла на себя все долги Советского Союза. Вечно мы за всех платим. Нормальный выход в Чёрное море потеряли. Крым, Николаев, Одесса. … Одного Новороссийска мало, – огрызнулась я.

– В принципе, база в Севастополе осталась. Не так уж и важно сейчас для нас Чёрное море, – проговорил Кирюша.

– Чёрного моря ему не жаль! Кто владеет Севастополем, тот владеет выходом в Средиземноморье. Сколько народу погибло в разное время за Севастополь. Катись-ка ты домой, милый друг! – в конец разозлилась я.

Несмотря на то, что с Кирюшей интересно, и я с удовольствием с ним болтаю, очень напрягают его почти ежедневные довольно бесцеремонные визиты. В силу своей открытости, он всегда общается на короткой дистанции и мне надоедает каждый раз поить его чаем, до которого он охоч. При этом он всегда требует варенья и сжирает все сладости, которые есть на столе. Мне неудобно отказывать ему и поэтому приходится терпеть его навязчивость, тем более, что поссориться с ним трудно, поскольку он старается избегать отрицательных эмоций во взаимоотношениях с близкими ему людьми и не обращает внимания на такие мелочи, как выражение моего недовольства.

У него есть комната в коммуналке, доставшаяся от тёти, но он продолжает жить с матерью, не столько из-за удобства, сколько из чувства долга. Я всегда побаивалась Эдиту Павловну за её внешнюю суровость, и потому, что мне казалось, что она должна ко мне относиться негативно из-за ревности к сыну. Постоянно общаясь с Кирюшей, я звонила ему. Его часто не оказывалось дома и так уж получалось, что приходилось говорить с его мамой. Постепенно мы стали много разговаривать по телефону на всевозможные темы, в том числе, обсуждали проблемы, связанные с Кирюшей. В сущности, эта не очень здоровая старая женщина – ей уже исполнилось восемьдесят – была очень одинока, и я подозреваю, что наши разговоры были для неё возможностью осторожно пожаловаться на сына. Кирюше не свойственно выражение эмоций, и, хотя была очевидна его забота о матери, он никогда не говорил ей о своей любви. Эдите Павловне казалось, что она сыну в тягость. Впрочем, она была не очень далека от истины. Я судила об этом по его неохотным возвращениям домой по вечерам. С другой стороны, при общительности Кирюши, можно предположить, что ему просто не хватало времени, чтобы встретиться со всеми и обсудить всё, что было необходимо. Такой уж он человек. Мы почти не говорили с ним о личном, хотя были в курсе основных жизненных событий. Он с удовольствием рассказывал о своих друзьях, с которыми я была шапочно знакома, комментировал высказывания или поведение известных людей.