Ада Тагильцева - ДИАЛОГИ О БОРИСЕ ГОДУНОВЕ. Историческая литература

Редактор Вера Ильинична Тумасова

© Ада Тагильцева, 2018

ISBN 978-5-4493-7540-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Перед Вами книга о России эпохи Бориса Годунова, предшествующей Великой Смуте. В настоящее время Россия, похоже, очень близка к возникновению новой Смуты, которая может быть предотвращена при условии кардинальных перемен в управлении государством. Чем объяснить особенность России, о которой сейчас так много говорят? Почему мы не такие, как народы Запада и в чём наше отличие? Чего нам ждать от Украины сегодня? Почему нам может быть интересно время правления Годунова? Как образовалось крепостное право на Руси? Ответы на эти трудные вопросы лежат не столько в знании исторических фактов, сколько в понимании причин их возникновения. Вполне возможно, что через правильную их интерпретацию будет легче, если не преодолеть, но спокойнее принимать эти различия. Пожалуй, наиболее противоречивой личностью в нашей истории был Борис Годунов. Согласно историку, Костомарову «Все щедроты и благодеяния правителя толковались в дурную сторону, а злые языки беспрестанно приписывали ему новые злодеяния». Так кем же был Годунов – умным правителем или злодеем?

Библия

«Нет ничего труднее национальных характеристик. Они легко даются чужому и всегда отзываются вульгарностью для „своего“, имеющего хотя бы смутный опыт глубины и сложности национальной жизни.»

Георгий Федотов

Вернувшись после завершения обучения в институте в свой город, я нечаянно столкнулась с Кирюшей Белых. Мы когда-то учились в параллельных классах, а общаться стали после школы – встречались у Лео – общего приятеля. Сейчас и не припомню, что нас связывало, возможно, какие-то общие воспоминания, но только после этой случайной встречи, а особенно когда я стала жить с ним по соседству, стали видеться едва ли не ежедневно. Почему Кирюша, а не Кирилл или Кир? Не знаю. Просто все и всегда называли его уменьшительно – Кирюша, несмотря на то, что он уже закончил физтех в областном городе и преподавал в политехе. У меня было много приятелей, и я никогда не задумывалась об их национальности. Кирюша был евреем. В городе существовал бытовой антисемитизм – сказывалось гонение на евреев ещё со сталинского времени, а для меня никогда не существовал национальный вопрос. Только значительно позже, уезжая в Израиль на ПМЖ, одна моя приятельница оговорилась, что в школе ей часто напоминали о том, что она еврейка.

Во время войны в наш город был эвакуирован Харьковский тракторный с рабочими и оборудованием, который разместили на вагоностроительном заводе. Раньше на Урале евреев не было, в основном они жили на Украине. После войны многим харьковчанам некуда было возвращаться – родные погибли, а их дома были разрушены. Вот они и остались, несмотря на довольно суровый климат. Приезд эвакуированных благотворно сказался на культурной жизни города. Евреи – образованный народ. Приезжие, в основном, были инженерами, а их жёны – врачами или педагогами. Среди местного населения преобладали люди, окончившие школу или техникум. Постепенно харьковчане заняли руководящие посты на заводе, но, в высший эшелон управления заводом их так и не допускали из-за пресловутой пятой статьи. На другие оборонные предприятия города евреев на работу не принимали вообще. Так они и жили в заводском районе, не расползаясь по городу, более трёх десятилетий.

В тридцать первом году и у нас в городе началось строительство вагоностроительного завода и жилого района, население которого состояло из приехавших на стройку со всех концов страны. Завод изначально строился в десяти километрах от старого города. Публика была разношёрстная, приезжали в основном комсомольцы, без какого-либо образования, потому что сначала требовались разнорабочие и строители. Коренные жители на заводе почти не работали из-за отдалённости. Целый час нужно было добираться от города до завода в деревянном холодном, практически без дверей трамвае. Едва ли перегородку, предохраняющую людей от падения, можно было назвать дверью. Тем более, что в час пик эти двери не закрывались, а люди висели гроздьями, чуть приткнувшись на подножке и едва зацепившись за поручень. Зимы были очень суровыми, и случаи обморожения были обычным делом, поскольку самой распространённой одеждой для рабочих была телогрейка, а валенки и овчинные полушубки носило, в основном, коренное население. Ещё ходили в драповых пальто на вате с цигейковым или даже каракулевым воротником. Но и эта одежда не сильно спасала при часовой поездке в неотапливаемом трамвае. Только в восьмидесятых годах горожане, работающие на заводе, стали получать жильё в заводском районе. Впрочем, из-за плохого транспортного сообщения желающих переехать в него из города было немного. Проблема была решена только в самом конце двадцатого века.

Харьковчане дружили семьями и отличались от остального заводского населения особыми взаимоотношениями. Мои приятели были вторым поколением эвакуированных. Несмотря на ровные отношения со своими сверстниками и соседями, они держались своим кругом и несколько дистанцировались от остальных жителей. Только много лет спустя из оговорок Кирюши я поняла, что вокруг семьи Белых, была сформирована еврейская община из приехавших харьковчан. Синагоги в городе никогда не было. Я не знаю степень их религиозности, но они бережно сохраняли обычаи своего народа и поддерживали тесные отношения со своими родственниками и знакомыми, живущими в других городах. Особенно были заметны трогательные отношения в семьях и забота о тех членах общины, которые терпели нужду, болели или состарились. Повсеместные многовековые гонения на евреев выработали в них инстинкт самосохранения, который и помогал им сохранить нацию. Кирюшин отец, работая инженером на заводе, был руководителем местной общины и владельцем то ли Торы, то ли Талмуда. Кирюша называл её – Книга. Евреи всячески скрывали наличие такой общины в городе. В стране существовала довольно жёсткая антисемитская государственная политика, которая не афишировалась, но была очевидна для всех и являлась причиной бытового антисемитизма. Коренное население относилось к евреям без явной агрессии, но людей раздражали замкнутость их среды и взаимопомощь между ними, что порождало зависть. Раздражение против евреев под влиянием государственной политики возрастало при ухудшении связей между Советским Союзом и Израилем с каждой военной победой Государства Израиль.