Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль. Книга первая

– Я голову твою сорву! – крикнул отец.

Тогда Меседу сняла с гвоздя кижнал, обнажила лезвие и, поднеся брату, сказала:

– На, зарежь, мне легче умереть, чем жить с тем, на кого глаза не глядят.

Братья и дяди решили пойти на обман, сказали, что выдадут её за младшего брата Чопана – красавца Султан-Ахмеда. Меседу дала согласие. Родственники стали готовиться к свадьбе, скрывая истинные намерения. Даже я узнал о коварной лжи только в ночь, когда в тёмную комнату новобрачных вместо Султан-Ахмеда ввели Чопана. Я, возмущённый обманом, бросился к отцу, стал его стыдить, говоря, что так поступать не только жестоко, но и низко. В ответ я получил пощечину – в первый и последний раз в жизни. Но это не была оскорбляющая рука, она не могла пробудить чувство мести в сердце сына. Я ушёл со свадьбы удручённым. На рассвете, когда раскрылся обман, Меседу в отчаянии пыталась выброситься из окна. Чопан удержал её тем, что, схватив нож, собственноручно отсёк часть своего носа. Молодая жена смирилась.

Вскоре к ним приехал кунак [17] Кунак – друг, побратим. из Чиркея. Переночевал. Утром невестка скатала постель, на которой спал гость, подмела комнату. Вдруг свекровь заявляет ей, что у чиркеевского кунака пропал серебряный рубль. Меседу обыскала комнату, потрясла тюфяк, одеяло.

– Поищи где-нибудь у себя, – бросила ей с ехидством свекровь.

Меседу изменилась в лице, с укором глянула на пожилую женщину:

– Побойся Бога, Бахтика!

– Пусть боятся нечистые на руку, – ответила та.

Невестку словно ветром вынесло из сакли. Люди видели, как она бежала без платка к обрыву над Койсу. Её нашли на каменистом островке у кипящего потока, без сознания, со сломанной ногой.

В дом мужа Меседу больше не вернулась. Её приютила одинокая тетка, родственница по матери. Нашлась в тот же день и проклятая монета, утерянная гостем. Она оказалась в чарыках [18] Чарыки – обувь из сыромятной кожи. самого хозяина – кунака из Чиркея.

Шамиль умолк.

Магомед задумчиво разглядывал громады голых скал, возвышающихся над селением. Лишь кое-где на их вершинах, цепко ухватившись за каменистые уступы кривыми корнями, стояли одиночные ели. Ярко светило весеннее солнце. В уютной Гимринской долине пышно цвели розовые персиковые и абрикосовые сады. Рядом с ними чернели виноградники и лоскуты возделанных земель. Ниже, под обрывистыми берегами, монотонно шумела река.

– Тихо и тепло у нас. А там, за этой могучей грядой Койсубулинского хребта, ещё гуляют холодные морские ветры, – прервав молчание, заметил Магомед.

– Ты прав, здесь гораздо теплее, чем в Шуре, а кажется, что до города рукой подать. Благодатный край. Сам Аллах постарался надёжно оградить нас гранитным валом от выжженных солнцем кумыкских низин и бескрайних степей гяуров. А как там южнее – в Кюринском видаете? Какие новости? – спросил Шамиль.

– Много их, полные хурджины [19] Хурджин- переметная сума. привёз, – шутливым тоном ответил Магомед.

Голубовато-серые глаза юноши загорелись любопытством:

– Чего же молчишь? Выкладывай поскорее.

– Выложу, друг мой, всё выложу, дай собраться с мыслями.

Откашлявшись, Магомед начал неторопливый рассказ:

– Ты знаешь, что осенью я вначале отправился в Кази-Кумух. Там заручился письмом от учителя нашего устада Джамалуддина-Гусейна к светлейшему шейху Ярагскому. Наставник в Яраге принял меня приветливо, обласкал. Поездка была удачной: я побывал не только в Кюринском вилаете, но и в Азербайджане. Там мне удалось сблизиться с суннитами.

– Клянусь владыкой миров, ты рождён в день сияния Звезды Счастья! – перебив друга, воскликнул Шамиль.

Магомед продолжал:

– Вскоре после моего приезда в Яраг учитель предложил мне поехать в город Ширван. Я охотно согласился. Через несколько дней мы оказались в гостеприимном доме славного шейха Хас-Мухаммеда – ученика и преемника известного кюрдемирского шейха Исмаила. Я побывал в богатейшей ширванской мечети, где почтенный Хас-Мухаммед читал проповеди. Присутствовал при долгих беседах обоих седобородых мудрецов.

– О чём они говорили? – спросил Шамиль, сгорая от любопытства.

– О спасении нашей страны от нашествия многобожных урусов. Оказывается, Азербайджанский вилает разделён на суннитов, которым покровительствует Турция, и на шиитов, которых поддерживают и подстрекают против неверных иранцы. Вражда шаха и султана ослабла из-за нового противника, грозящего обеим странам с севера. Дорогу к ним преграждает Дагестан. Они хотят, чтобы мы, единоверцы, первыми поднялись на газават [20] Газават – религиозная война. против гяуров.

– Защитили их, – заметил Шамиль.

– Не только их, но и себя.

– Что же наш народ сможет сделать теперь, когда Чеченская низменность, кумыкская равнина вместе с Дербентским проходом захвачены и надёжно укреплены царскими войсками?

– Необходимо изгнать их.

– Своими силами?

– Сначала да.

– Навряд ли это удастся.

– С помощью Аллаха все можно сделать.

– Каким образом?

Магомед, не ответив на вопрос товарища, перевёл разговор, продолжив рассказ о шейхе Ярагском.

– Мы вернулись в Кюринский вилает, когда выпал снег. Почтенный учитель начал проповедовать мне непревзойдённый тарикат – учение о достижении нравственного совершенства, переданного правоверным через уста Пророка. Каждую пятницу мы отправлялись в мечеть, где светлейший шейх читал проповеди, в которых звучал призыв к газавату с неверными.

– Как на это смотрели ставленники хана – уездные старшины?

Газават – религиозная война.

– Как раз об этом я собираюсь говорить, – ответил Магомед. – Так вот, в дни ураза-байрам [21] Ураза-байрам – праздник окончания поста. в маленькое селение, где жил проповедник, прискакал гонец. Он приказал светлейшему шейху немедленно явиться к касумкентскому старосте. Я и несколько муталимов сопровождали учителя. Еще у въезда в большое селение увидели людей с встревоженными лицами. Они пошли с нами к площади, где толпился народ. В стороне от толпы я заметил человека, который важно восседал на коне, покрытом дорогим чепраком [22] Чепрак – попона. . Его окружали вооруженные нукеры [23] Нукер – слуга, охранник. . Нетрудно было догадаться, что это худший из ханов, презренный Аслан-бек, которого проклятый Ярмул назначил правителем Кюринского и Казикумухского ханств после изгнания Сурхай-хана. Когда седобородый шейх, опираясь на палку, предстал перед ним, Аслан-бек сказал:

– Ярагский мулла, зачем возмущаешь народ? Против кого призываешь на газават жалкое сборище? Тебе ли, хилому старцу, стоящему одной ногой в могиле, поднимать стадо ослов против несметной силы Белого царя? Ты слеп, как филин днём, слаб, как птенец, жалок, как нищий, тебе нечего терять. За славой, которую ищешь, призывая народ к мятежу, не видишь беду и разорение. Прекрати противозаконные проповеди. В противном случае я вынужден буду арестовать тебя.