Мариам Ибрагимова - Звенел булат

– Это тоже он дал. Не брал, отказывался, насильно заставил взять.

– Поблагодарил?

– Конечно. Сказал «большой испасибо». И обувь снял у порога. Всё у него рассмотрел. Наверное, он князь.

– Никакой он не князь, просто инженер, – пояснил Манаф.

– А что значит инженер?

– Не знаю, но что-то подобное учёному человеку.

– Он сказал, что его зовут товарищ Олег.

– А ты что, спрашивал?

– Да, но только после того, как он спросил моё имя и стал шутить, называя меня ханом.

– Ну и говорун же ты. Раздуй лучше угли в горне да принеси горсть муки.

Манаф взял консервную банку, налил в неё воды, вскипятил на углях, затем стал сыпать муку, помешивая деревянной палочкой.

– Что это за ккурч [1] Ккурч – мучная каша. ?

– Это не ккурч, а клей. На, поставь под верстак, пусть остынет.

Джавад взял горячую банку из рук брата.

– Сегодня не ложись рано спать, – предупредил старший, – в город вместе пойдём.

До прихода отца Джавад вскипятил чай, приготовил посуду, нарезал брынзы, хлеба. Вскоре вернулся отец из мечети. Поужинав, Абакар лёг.

– Рано ещё, мы посидим у порога, – сказал Манаф, прикручивая лампу.

По вечерам у ворот домов засиживалась молодёжь. И на этот раз разошлись поздно. Манаф и Джавадхан поднялись последними. Тихо, чтобы не разбудить отца, вошли в мастерскую.

– Вдень пояс в ушко банки, да не разлей содержимое. Теперь туже опоясайся. Банка у правого бока, чтоб под рукой была. Эту пачку бумаг заложи за пазуху. Клей будешь наносить на все четыре уголка листика, – шёпотом приказывал Манаф.

Джавад молча повиновался брату. Замкнули дверь, вышли на улицу. Сердце мальчика громко стучало. Шагал он смело, стараясь не отстать.

– Я буду стоять поблизости. В случае появления человека предупрежу кашлем. Не торопясь, не оглядываясь, уходи в сторону. Учти, случайные прохожие не страшны. А вот если полицейский вывернется откуда-нибудь, дело хуже. Тогда надо удирать волчьим галопом, как можно чаще сворачивая за углы и переулки. Я незаметно последую за тобой. Если же, не дай бог, попадёшься, говори – ничего не знаю. Мол, сидел на улице, подошёл человек, дал денег, потом всё это и сказал: если наклею на стенах и заборах, даст ещё рубль. Где живёт, кто он, не могу сказать. Ни слова больше, если даже будут бить.

– Если вовремя предупредишь, не попадусь. Меня никто из ребят не может догнать. Ноги лёгкие, как у зайца. Сам шайтан не догонит.

– Хвастовство не украшает мужчину…

Джавад умолк.

…Город был погружён в густую тьму. Тяжёлые облака заволокли небо. Лишь кое-где через щели ставен прорывались тусклые полоски света ночников. В бухтах и на судах с первых дней войны была утверждена светомаскировка.

– На этом углу! На этом фасаде! На этом заборе! – коротко бросал Манаф отрывистые фразы.

Джавад быстро подходил к указанному месту, держа наготове лист. Опускал указательный и средний пальцы в клей, смазывал уголки, приклеивал и спешил прочь.

Когда последний лист был наклеен, он подошёл к брату и сказал, облегчённо вздохнув: «Всё!» Манаф взял у него банку с клеем, одобрительно хлопнул по плечу.

Обратно шли молча, выбирая кратчайший путь к дому.

Тихо отперли дверь, вошли на цыпочках, разделись, легли. Быстро уснул Джавад. Манаф долго ворочался с боку на бок. Проснулся мальчик от толчка в плечо. Поднялся, сел, щурясь от солнечных лучей, проникавших в низкое оконце со двора. Протёр глаза, повернув голову, огляделся. Постели отца и Манафа были скатаны. Старший брат сидел, упираясь спиной о стену.

– Тоже мне помощник, нечего сказать…

Джавад вспомнил ночную прогулку. Недоумённо хлопая веками, спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Случиться не случилось, а поработали мы впустую.

– Как впустую?

– Да так, почти все листовки верхом вниз наклеил, задом наперёд, вкось, вкривь.

Джавад испуганно уставился на брата:

– Что же теперь делать?

– Ничего… Быть может, кто успел сорвать и прочесть, идя на работу. Полицейские же смеялись, мол, большевистский агитатор дёрнул малость для храбрости и лепил почём зря свои прокламации.

– Ходил туда? – чуть ли не сквозь слёзы спросил Джавад.

– А ты думаешь, мне приснилось?

Джавад виновато опустил голову. Манаф в душе обвинял себя. При чём тут мальчишка? Что можно требовать от безграмотного? Да в такой тьме и грамотный не разобрался бы. Надо было правильно сложить и рассказать, как определить лицевую сторону листовок.

– Зря не смазали верхнюю часть бумаг сажей, – как бы угадывая мысли брата, сказал Джавад. – В другой раз так надо делать…

– Что будем делать в другой раз, время покажет, а что касается тебя, то безотлагательно, с сегодняшнего дня начинай учиться читать по-русски. Достань букварь. Он лежит в сундуке.

Братья ежедневно к семи часам утра являлись в порт. Манаф с нетерпением ждал наряда на один из военных крейсеров.

– Хвала Аллаху, – сказал он тихо, когда, наконец, портовый чиновник вручил ему наряд с пропуском.

– Свёрток на месте? – спросил Манаф у Джавада. – Да.

Под двойным дном корзины оставалась вторая пачка листовок. Всех посторонних и матросов, поднимающихся на крейсер, тщательно обыскивали. Зная об этом, подходя к дневальным, Манаф вывернул карманы, поднял обе руки.

Ловким движением дежурный провёл руками от плеч до лодыжек. Джавад, поставив корзину на трап, тоже поднял руки. Дневальный склонился над корзиной, осторожно, двумя пальцами выложил паклю, тряпки, пошарил под инструментами.

– Проходите! – рукой указал в сторону камбуза.

Лудильщики направились к маленькому подсобному помещению, куда обычно выносились котлы и кухонная посуда, требующая полуды.

– Поставь корзину в котёл, залезай в него и начинай чистить. Я сейчас вернусь, – сказал Манаф и вышел.

Спустя несколько минут брат вернулся с человеком в белом колпаке и переднике. Это был повар. Они пересчитали посуду. Повар вышел, Манаф остался, подошёл к Джаваду, наклонился и шепнул:

– Подойдёт матрос, скажет «Аббас», ему отдашь пакет.

Джавад кивнул. Манаф вновь удалился.

Мальчик ждал, с нетерпением глядя на дверь. Вдруг раздался скрип с противоположной стороны. Поднялась крышка какого-то лаза. Молодой матрос ловко выпрыгнул из него, с улыбкой подошёл к котлу, в котором сидел мальчик.

– Аббас, – услышал Джавад. Тут же вытащил пакет и подал матросу. Матрос исчез.

– Порядок? – спросил Манаф, входя.

– Да.

Засучив рукава, оба принялись за работу.

Шли дни… Со временем Джавад сделался незаменимым помощником брата. Делал он это, слепо повинуясь воле старшего. Расклеивать прокламации, разбрасывать листовки теперь ходил один, как «трезвый» большевистский агитатор, и был вне подозрений. Роль свою в непонятном деле считал пустячной и сожалел, что ни разу не погнался за ним полицейский. Ему хотелось опасного поручения, где бы смог показать свою храбрость. Однажды, когда чуть не попался на военном корабле во время передачи пакета, перепугался насмерть.