Ольга Клюкина - Весенняя песня Сапфо

Для Сапфо Алкей был преданным другом, достойным служителем муз – и только. Но этот человек с завидным упорством дожидался чего-то большего.

Даже после того как Сапфо отвергла предложение Алкея о замужестве, поэт вовсе не озлобился и не стал проклинать ее на всех перекрестках, как это нередко делают мужчины-простолюдины. Он просто сделал вид, будто ничего особенного не произошло, и продолжал терпеливо гнуть свою линию. Возможно, он просто некстати в тот злополучный вечер высунулся с предложением руки и сердца. Но разве колесо судьбы не может однажды крутануться в другую сторону?

Алкей по-прежнему старался незаметно помогать Сапфо в занятиях ее школы: устраивал поэтические и музыкальные турниры, старался не пропускать больших праздников, привозил «с доставкой на дом» друзей-поэтов и других именитых гостей своего дома, или же просто присылал к столу какие-нибудь изысканные угощения для девушек.

В общем, он старался быть незаметным, но при этом – незаменимым.

Вот и сейчас: для кого бы еще Алкей пошел на такой подвиг? Встать с раннего утра, когда Эпифокл еще не проснулся и только бормотал сквозь сон какие-то несвязные речи? Затем погрузить философа на коляску и, вместо того чтобы доставить на обещанный корабль, привезти сначала в загородный дом, расположенный в стороне от пристани, куда Эпифокл вовсе не собирался?

Впрочем, Алкей несколько лукавил сам перед собой – первой, о ком Эпифокл спросил, как только прибыл в Митилены – столичный город Лесбоса, была как раз Сапфо. Слава об этой женщине, как заявил во всеуслышание философ, разнеслась далеко по всему свету.

Спросил не про него, Алкея, а именно про Сапфо!

Впрочем, затем Эпифокл увлекся другими делами и встречами и, похоже, под действием вина подзабыл о своем горячем желании познакомиться с прославленной поэтессой.

Но Алкей-то – пусть в следующий раз его в язык ужалит змея! – помнил, что неожиданно для себя зачем-то ответил Эпифоклу, что в настоящий момент Сапфо нет в городе. Мол, она в отъезде, хотя прекрасно знал, что до загородного дома, где в самые жаркие летние месяцы поселяются женщины, – рукой подать, всего несколько часов езды на быстрой колеснице!

Но потом Алкей все же сумел себя перебороть. Он решил, что гораздо разумнее не завидовать известности Сапфо, а постараться самому понять, что именно заставляет самых разных людей единодушно преклоняться перед стихами его подруги. Разумеется, он считал их вовсе не плохими, даже, скорее, – хорошими, но все же не настолько, как его собственные.

А женские тайны лучше всего узнавать, когда подруга находится в твоих крепких объятиях. Согласившись на замужество, Сапфо могла бы и поделиться своей славой! И тогда вскоре все привычно будут говорить: «Алкей и Сапфо», как слитно вспоминают теперь потомки Орфея и Эвридику или, к примеру, Филимона и Бавкиду.

И потому Алкей шел на настоящие подвиги – встать ни свет ни заря и без завтрака погрузиться в коляску! – лишь бы прочесть благодарную улыбку на лице своей избранницы и найти новый, благоприятный повод для встречи.

Сапфо вызвала служанку и распорядилась, чтобы стол накрыли для праздничной трапезы: таких знаменитых гостей, как философ Эпифокл, следовало встретить с почестями.

– Да, Диодора, вот еще что, – сказала Сапфо как бы между прочим. – Пока я буду заниматься гостями, к беседке должен подойти один юноша по имени Фаон.

– Какой такой Фаон? А, приемыш молочницы Алфидии? Пастушок! Всех этих коз уже по дешевке прикупил проныра-колбасник Кипсел…

– Да, он. Приведи Фаона к нашему столу. Сегодня перед нами выступит сам Эпифокл.

– Зачем еще? Ведь он же простой пастух, и больше никто? Кто должен выступать? Этот пьяный старикашка?.. – начала словоохотливая служанка, но, встретив строгий взгляд Сапфо, замолчала на полуслове и быстро закивала: – Хорошо, моя госпожа, я так и поступлю.

– Даже если юноша будет отказываться и из скромности говорить, что уже сыт, ты все равно должна пригласить его к столу. Пусть сегодня он будет среди нас, – проговорила Сапфо, уже отвернувшись.

– Но… но… зачем? Не многовато ли почета для сынка простой молочницы? – с любопытством заглянула ей в лицо Диодора. – С каких это пор, моя госпожа…

– Этот мальчик, сын нашей покойной подруги Тимады, скоро всех нас покинет и поедет учиться в Афины, – пояснила Сапфо строго. – Пусть у него останется самая добрая память о родных краях и о нашей школе. А ведь наиболее теплые чувства как раз и рождаются за чашей вина, слушая умные беседы старших. Разве что-то не так?

– Так-то оно так, госпожа, – пробормотала озадаченная Диодора. – Да что-то тут и не так, чтобы так…

Но умное, искрометное застолье, задуманное Сапфо и Алкеем, почему-то с самого начала не задалось.

Философ Эпифокл за завтраком был сильно не в духе. У него с утра раскалывалась голова после вчерашней бурной пирушки, и беспокоили боли в животе, за который он хватался то одной, то другой рукой.

Скупо поприветствовав Сапфо, Эпифокл всем своим молчаливым видом выражал неудовольствие, если не протест Алкею по поводу незнакомого места, куда его насильно завезли, а также новых людей за столом, позволив себе даже пробурчать один раз вслух, что ему «и все старые надоели до коликов в животе».

Затем Эпифокл отверг все предлагаемые слугами кушанья и попросил для себя тарелку простой поленты из ячменя на воде. И при этом пояснил, что в его возрасте пора есть одну только кашу, а все прочее организм отвергает вместе с желчью. «Сразу через все дырки», – с глубокомысленным видом уточнил философ, не слишком-то заботясь, как его речи скажутся на аппетите всех присутствующих.

– Должно быть, это очередная философская теория, – засмеялся Алкей, который, напротив, несмотря ни на что, находился в веселом состоянии духа и всеми силами старался расшевелить гостя. – Я отлично помню, что не далее как вчера вечером организм Эпифокла в большом количестве употреблял жареных на вертеле куропаток и запивал их столетним фалернским вином. И, по-моему, чувствовал себя при этом превосходно!

– Хм, то, что было вчера, – не сегодня, – коротко ответил Эпифокл. – Зато сегодня – совсем не то, что вчера. Это никак между собой не связывается.

Философ имел давнюю привычку глубокомысленно хмыкать во время своих высказываний, намекая на глубоко скрытый в них тайный смысл.

Вот и сейчас Алкей тут же хлопнул в ладоши в знак того, что слова, сказанные Эпифоклом, показались ему на редкость мудрыми.

За столом помимо гостей и самой Сапфо было еще несколько женщин, которые пожелали разделить утреннюю трапезу с заезжей знаменитостью.

Поговорка гласит, что «застольников должно быть не меньше числа харит и не больше числа муз», – то есть не меньше троих, но не больше девяти человек.