Ольга Иванова - Нурсолтан

Но Эсфан-оглан как будто не обратил внимания на дерзость молодой женщины, огладил седеющую бородку и, глядя прямо в сверкающие сквозь чёрную сетку чадры глаза Михипир, произнёс:

– Это верно! Он не любит женщин. Всех! Кроме неё одной, кроме Нурсолтан.

Заряд зелья [56] Зелье (устар.) – порох. , заряженного в пушку, не разорвался бы так оглушительно, как слова оглана в душе Михипир. Она беззвучно двигала немеющими губами, словно хотела ещё что-то добавить или спросить, но Эсфан-оглан, небрежно поклонившись, уже удалялся от неё.

На следующее утро Михипир наблюдала из узкого, похожего на щель окна отъезд крымского посольства в Казань. Солтан Менгли лично провожал Мазоф-бека и его людей. Он был очень взволнован, и это не укрылось от глаз ревнивой женщины.

– Это неслыханно! – Михипир топнула ножкой о каменный пол. – Он и в самом деле желает заменить этой женщиной весь свой гарем. Он наносит оскорбление не только мне, но и другим своим жёнам! Что скажет Кёнсолтан и Махдумсолтан?

Михипир задумалась, произнеся имена двух старших жён солтана Менгли, она невольно натолкнулась на удачную мысль. Она терпеть не могла соперниц по гарему, но никогда не сходила до свар с ними, считая их недостойными своего внимания. Теперь же из этих глупых гусынь можно было сделать достойных союзниц, объединившись с ними в борьбе против казанской «захватчицы». Бороться с соперницей чужими руками всегда предпочтительней, а в глазах солтана она останется чистой и благородной. Решившись, Михипир поспешно накинула тёплое покрывало и отправилась в тёмный холодный коридор. Она направлялась в комнату старшей жены господина – Кёнсолтан. Михипир застала молодую женщину в покоях с малолетними детьми. Неуютную комнату почти на четверть занимал громоздкий камин, от которого пыхало жаром, но в дальнем углу покоев тепло уже не ощущалось. Ветер свистал в прохудившемся бычьем пузыре, натянутом на окно, задувал в комнату потоки холодного воздуха. Пламя свечей, вставленных в старый медный подсвечник, под порывами ветра угрожающе склонялось, каждый раз грозя погаснуть. Кёнсолтан – высокая худощавая женщина с неожиданно круглым лицом, узкими щёлочками чёрных глаз и пухлыми губами восседала на краю своего ложа, убаюкивая годовалую девочку. Двое мальчиков, пяти и трёх лет, укутанные одним одеялом, пытались отнять друг у друга политую мёдом ячменную лепёшку. Михипир скривила губы. Одного она не могла понять, как старшие жёны солтана могли опуститься до обязанностей нянек и пешекче [57] Пешекче – повар. . Как сама Кёнсолтан, будучи старшей женой господина, могла безропотно нянчить не только своего пятилетнего сына Мухаммада и сына Махдумсолтан – Сеадета, но и дочь наложницы, скончавшейся при родах! Кёнсолтан подняла на Михипир глаза; от удивления широкие редкие брови старшей госпожи, которые она забыла насурьмить, поползли вверх.

– Младшая госпожа?

Удивлению Кёнсолтан не было предела. Михипир жила обособленной жизнью, и никогда, даже во время их проживания в Кырк-Ёре, не навещала старших жён солтана. По прибытии в замок Троки, Кёнсолтан попыталась привлечь младшую жену к работе в тяжёлом хозяйстве, доставшемся им. Но османка воспротивилась решению старшей госпожи. Она выбрала для себя самую удобную и тёплую комнату, с довольной улыбкой заявила гаремным слугам, что господин, навещая её, не должен терпеть неудобств. А когда старшие жёны вынуждены были отослать своих нянек и прислужниц на кухню и для работ, связанных с содержанием скота и уборкой обширного двора, Михипир заявила, что её служанки останутся при ней. Кёнсолтан, пылая гневом, впервые попыталась показать свою власть заносчивой младшей госпоже.

– Мы живём не в Кырк-Ёре, не в удобном дворце нашего господина, Михипир! В этом замке вместе с нами проживает сотня воинов, которых нужно кормить. Один только гарем состоит из пятидесяти человек вместе с евнухами и рабынями. Сегодня на кухню отправились работать даже наложницы. Госпожа Махдумсолтан взяла на себя нелёгкий труд распоряжаться ими, у неё тысяча дел и ей не помешала бы твоя помощь, Михипир.

– Моя помощь? О всемогущий Аллах, эта женщина сошла с ума! Чтобы я – дочь высшего вельможи турецкого султана спустилась в грязную дымную кухню! А что скажет наш господин, когда от его любимой жены станет пахнуть не амброй и розами, а палёными гусями?

Кёнсолтан закусила полную губу:

– Хорошо, младшая госпожа! Я сама помогу Махдумсолтан, хотя и у меня немало дел, но вы сейчас же отправите на кухню своих служанок! Я думаю, насурьмить брови и набелить лицо вы сумеете сама.

– И не подумаю, Кёнсолтан, – насмешливо протянула Михипир, любуясь свежим цветом своего лица в ручное зеркальце. – Мои служанки останутся при мне, даже если вы лопнете от злости!

Кёнсолтан растерялась. По своей натуре она была женщиной доброй и не склочной и сейчас не знала, как противостоять откровенной наглости младшей жены. Единственный, кто мог поставить зарвавшуюся выскочку на место, был их господин – солтан Менгли. Но Кёнсолтан никогда бы не осмелилась беспокоить его подобными мелочами. Солтану нелегко приходилось сейчас, и она, старшая жена, должна была сделать всё, чтобы незаметно снять часть груза с его плеч, а не нагружать мелкими склоками. И Кёнсолтан отступила, оставив Михипир жить так, как она того желала.

Уже полтора года старшая госпожа безропотно несла на своих плечах непосильный груз, и ни разу её лицо не исказили злость и отчаяние. Солтан Менгли-Гирей видел её повсюду: и раздающую приказы слугам, когда ранним утром замок только отходил от ночного сна; и выводящую детей на прогулку; и принимающую возы, гружённые ячменём и просом от окрестных крестьян. Под плотной тёмной чадрой, столь непохожей на шёлковые покровы младшей госпожи, высокая фигура Кёнсолтан мелькала в загонах для скота и около амбаров, и везде звучал её твёрдый, спокойный голос, настраивавший людей на ровный лад обыденной работы. Кёнсолтан не стыдилась никакой работы, и лишь иногда в её сердце вспыхивала обида, когда она замечала гулявшую по цветущим холмам, окружавшим литовский замок, младшую госпожу в сопровождении своих служанок. Разодетая и беззаботная Михипир раздражала работающих женщин солтана до тех пор, пока сама Кёнсолтан не поставила в этом деле точку. Как-то вечером она собрала в своей тесной комнатке обитательниц гарема и, угощая женщин собственноручно приготовленным шербетом, сказала:

– Каждый должен делать своё дело. Сейчас мы слишком утомлены тяжёлой работой, чтобы привлечь к себе внимание нашего господина. В гареме должна быть хоть одна женщина, напоминающая ему о прошлом, пусть же этой женщиной будет госпожа Михипир. Она красива, хорошо одета, от неё не пахнет кухней, как от многих из нас, с нею наш господин найдёт истинное наслаждение.