Олег Ярков - Туман. Книга третья

Однако, возвращаясь к нашему повествованию, отмечу то, что про себя отметили и наши герои – лес начал редеть и светлеть, кусты становились всё реже и ниже, отступая всё дальше от дороги. Разумеется, то, что было принято господами, как просветление, на самом деле таковым не являлось. Просто лес действительно начал редеть. И заканчиваться.

Вот и стали приближаться первые дома, крепко усевшиеся на околице. Вот и шире и, как ни странно, твёрже становилась дорога. Вот и жеребец, почуяв жилое место, припустил резвее. Но пришлось остановиться.

– Ну… Карл Фран… вич, – еле переводя дух и, оттого проглатывая некоторые буковицы, спросил штаб-ротмистр, отпустивши оглоблю и, наклоняясь вперёд, опёрся руками в колени, – куда …знаете тут… нам куда?

– Модест Павлович, дорогой вы мой, забирайтесь к нам, Передохните малость, вы уж совсем умаялись! Судя по всему, мы уж прибыли в этот чёртов Лог. Я так думаю.

– Кирилла Антонович, вот станем… на постой, ежели таковой отыщется, тогда… и передохнём, – ответствовал штаб-ротмистр, заметно успокоивший своё дыхание. – Отвык, господа, от таких вот… отвык. Надобно сызнова упражнениями… надобно!

– Я скверно разбираю в темноте дорогу, – вступил в разговор гоф-медик, – но нам нужен тот высокий дом, видите? Такая у него островерхая крыша, видите? Так проживает общинный староста, он же поселковый голова. Я имею с ним знакомство. Думаю, он нас и приютит.

– Тогда – тронулись!

Всё повторилось, как и десять минут тому, только не по лесу, а по селению. Модест Павлович вёл коня, придерживаясь за оглоблю, а в пролётке, озираясь по сторонам, сидели помещик и гоф-медик. Третьим был убиенный извозчик, упокой, Господи, его душу грешную.

Доехали до дома скоро. На стук в окно, кое выходило, с тремя такими же окнами с резными наличниками, на широкую и главную улицу, откликнулись сразу же, словно гостей о такую пору дожидались.

– Свои? Пришлые? – Раздался за воротами скрипучий голос. Калитка отворилась, явив господам высокого старца с керосиновой лампой.

– По какой надобности?

– А зачем ворота открыли, ежели не дождались от нас ответа? Не опасаетесь лихих людей? – Спросил Модест Павлович, оказавшись ближе остальных у ворот.

– Что Бог посылает, того бояться не след. Кто такие?

– Доброго здоровьица, Митрофан Заведеевич! – Обходя пролётку не со стороны коня, поздоровался Карл Францевич.

«Заведеевич? До такой меры тут в почёте Библия?» – подумал про себя Кирилла Антонович, спускаясь на землю с той поспешностию, которая оправдывала нежелание более находиться рядом с покойником, от какой бы благородной причины он не стал трупом.

– И вам здравствовать на многие лета, доктор Францевич. И вы, стало быть, к нам пожаловали? Рад этому, рад! Проходите в дом!

«Доктор Францевич? То, что часто повторяется, не может быть случаем, а оттого сие мне не по нраву», – подумал про себя Модест Павлович, а в голос добавил.

– У нас по дороге скорбное дело приключилось. Скорбное и опасное. Нашего извозчика подстрелили. Могли бы вы распорядиться насчёт его тела?

С этого мига радушие хозяина сошло на нет. Став деловым и подвижным, он оглядел, поверхностно, разумеется, тело бедолаги, что-то буркнул себе под нос и, указав приезжим на дом, удалился. На приветствие помещика не ответствовал.

В доме, куда зашли наши герои, было чисто, просторно и свежо. Необходимая, но не более того, утварь была расставлена и развешена продуманно. Икона в углу ничем не была завешена, половицы не скрипели, будучи прикрытыми домоткаными дорожками, вокруг большого стола с двумя лавками. Всё было по-домашнему уютно.

Хозяин отсутствовал уже около часа. Во всяком разе так показалось гостям.

Замест него в комнате появились, невесть откуда взявшиеся две женщины. Судя по их виду и расторопности, то были жена евоная с дочерью.

Тут же на столе принялись уютно располагаться свежие огурчики, отварная картошка, сыр, видимо овечий, зелёный лук, хлеб и запотевший жбан кваса. Вскорости запыхтел самовар.

Бабы, простите великодушно, дамы сновали по дому шустро, бесшумно и в полном молчании. На приветствия трёх мужчин ответствовали поклонами и не более того.

И ровно за миг до того, как в дом вошёл хозяин, они испарились тем же макаром, как и явили себя столь поздним гостям.

Митрофан Заведеевич остановился в дверях, внимательно оглядел приезжих, стол с яствами, перекрестился на икону и жестом пригласил всех присесть.

– Смените одёжку, – сие было сказано штаб-ротмистру, который с удивлением увидал стопкой сложенное платье. Модест Павлович, по примеру гоф-медика, был уж готов составить пари про то, что ещё совсем недавно на скамье ничего не лежало! А сейчас …. Диво, да и только!

Когда все расселись за столом, хозяин спросил, глядя только на Карла Францевича.

– Кто?

Таковой вопросец, обращённый к помещику, либо к штаб-ротмистру, некоим образом поставил бы их в слегка затруднительное положение. Но гоф-медик, видимо водивший знакомство с тутошним гостеприимством и способом общения, стал ответчиком, на сей вопрос, без задержки. Мало того, Карл Францевич преотлично понимал, что именно составляет интерес Митрофана Заведеевича, вложенный в короткое словцо «кто».

Карл Францевич подобно цапле вытянул шею, сдавил перстами переносицу и принялся рассказывать.

Нет, вы, мои уважаемые читатели, должным образом обязаны отделаться от помышления, что гоф-медик, словно низший по чину, отчитывался перед Митрофаном Заведеевичем дабы не токмо дать полное толкование по полученному вопросу, а ещё и загладить некую свою провину. Уверяю вас, ни в коем разе! Таковое вступительное поведение, да и последующая обстоятельность рассказа, продиктованы исключительно старанием донести до вопрошающего истинную подноготную случившегося.

Ответствовал гоф-медик долго. Упоминал имена и прозвища, ничего не говорившие нашим друзьям, заставлял хозяина то с удивлением поднимать брови, то сурово сдвигать их. Истерика на могиле неведомого старца, тряпицы на ветвях дерев в лесу, исчезновение кладбищенского сторожа при их отбытии – всё так подробно и излагал Карл Францевич.

– Благодарствуйте, доктор Францевич! Поведали вы мне всё толково, про то я ещё подумаю. А вас, господа попутчики, я поспрошаю с утрева. А пока не побрезгуйте угощением, что нам Бог послал. Сам я до вина не охотник, а вы выпивайте, вам не помешает. Переживаний, что выпали вам на день, иному и на год не станет. Так что, кушайте, отдыхайте, да про Бога не забывайте!

Ну, поди, ж ты, чудеса, да и только! Стоило хозяину замолкнуть, как тут же появилась женщина, та, что постарше, и поставила стеклянную четверть промеж гостей. И испарилась.