Олег Ярков - Туман. Книга третья

– Когда Прокопий, кузнец то бишь, удумал делом заняться, он выстроил себе новую кузню. Другую. А ту, что была ранее, обходил десятой дорогой. И всем своим домочадцам велел делать то самое – не ступать и ногой в ту кузню, и глазом в ея сторону не рыскать. Молвил, что проклята она страшным проклятием. Видать, так оно и было.

СТРАШНЫЙ РАССКАЗ.

– Тот, иной кузнец, что до Прокопия был, тайком в лесу на шею петлю накинул. Никто не ведает, отчего. Сыскали только по осени, хотя запропастился он ещё весной. Сгнила его шея и отпала от петли, а висеть осталась токмо его голова глупая. Да с открытыми глазами, что таращились, в аккурат, на кузню. Да…. И стал у нас новый кузнец, да кузня новая, а жизнь-то покатилась по-старому. А опосля Прокопия-то, мы всем поселением вдовице помогали, а малец никому хлопот не доставлял. Ровно до той поры, как случился спор промеж однолеток – кто из их ватаги без опаски и среди ночи сходит в старую кузню, да проведёт там цельный час без лучины. Храбрецов сходить, видать, было много, а смелым оказался Мишутка. Он и отправился в ту кузню. В ту ночь, как назло, разошлась гроза. Молнии так и сверкали, так и сверкали…. А одна молния, словно по надобности злонамеренной, ударила по кузне, и в тот самый миг, как опосля говорили Мишуткины одногодки, в окошке засветилась свеча. Сами-то мальцы, в ту ночь грозовую, пролежали в кустах за околицей чтобы, значится, судить правильность спора. А увидев свет свечки, так со страху и не двинулись до самой утренней зорьки. Да…. Мишутка и сам из кузни вышел на рассвете. Само собой, спор-то он выдюжил. Однако проиграл во всём остальном. Да и седым за ту ночь стал, аки лунь.

Никифор Авдеевич поправил усы и пригладил бороду. Был ли, для него, сей рассказ тягостным воспоминанием? Кто про то ведать может? Только Кирилле Антоновичу подумалось, что во всём, о чём поведал Вологодский старик и в том, о чём ещё ему предстояло рассказать, винил он себя. И крепко.

– Далее началось странное. Мишутка перестал быть Мишуткой. Он всё более молчал, а уж коли говорить принимался, то, скорее, пророчествовал. Примеров тому не счесть. Он знал всё и обо всех – у кого корова отбилась от стада и где ея сыскать. Знал, что у кого и отчего хворь приключилась и чем от него избавиться. Сыскать мог любую потерянную вещицу, мог помощь дать при тяжелом разрешении от бремени, указывал, какова случится погода в предстоящий день, говорил и про то, когда нагрянут землеустроительные инженера. Он знал всё. Ему уж начали верить бездумно. Верить так сильно, что зачастую его и побаивались, а иногда и сторонились. Началось роптание посреди народу. А старики нашенские, стали в точности подмечать всё сказанное, либо проделанное Мишуткой. И вот какую каверзу открыли – любое дело Мишуткино, хоть избавление от недуга, хоть находка какая, хоть подсказка для кого-то, оборачивалась к скорой утрате, а то и вовсе к горю, для кого-то иного из односельцев. Тут он творит добро, а в следующий час у кого-то случается беда. Бывало и такое, что скорое избавление от хвори у одного, приводило к погибели иного. Понятно ли я говорю? Мудрые наши старики про то так сказывали – для того, чтобы одному дать что-то надобное, Мишутка у иного сие надобное отнимал, не ведая до самого донышка, что творит. Как нам следовало поступить касаемо мальца пятнадцать годков? Уж он боле не дитя неразумное, да и не мужик. Мать его была в растерянности не меньше нашего. Мишутка и по дому помогал, и хозяйство держал, дерзости какой либо ослушания, как у его однолеток, так такого не случалось. Но и прежним Мишуткой более он был. Он и понятия такого не имел, либо не хотел иметь понятия о том, что его добро для одного приносило горе другому. Я….

Тут Никифор Авдеевич смолк и поёжился, а внимавшие ему друзья приготовили услыхать ещё более необычное.

– Пытался и я беседу с ним завесть, да всё без толку. Он так ловко уходил от ответов, и так подковыристо задавал свои вопросы, что начинало чудиться, будто бы я чиню злобные придирки. Тут, ведь как? Тут всякое могло статься – то, что мы считали, что чьё-то горе, свершившееся опосля сотворённого им добра, могло всё едино статься, и оно, горе, могло и не быть привязанным к иному деянию. Да, так мы про меж собой и говорили, но верить в то недоставало сил. Да…. А вскоре добрые языки разнесли весть про нового чудотворца. Разнесли и до губернии, и до самой столицы. И повалили, в наш Ведищевский Лог, жаждущие до чуда, и алчущие предсказаний. Кого только на нашу голову не приносило! И чинные офицеры, и бездомные, и купцы, и купчихи в каретах да с собачкою, высокие чиновники и люд рабочий… кто только не приезжал и не приходил! То было сущее светопреставление! А уезжали, опосля встречи с ним так, словно у них крылья повырастали. Только кого из них заботило, что на каждое полученное ими счастие, наши односельцы получали своё горе. Вот уж истинно – око за око, радость за беду. Мои земляки уж со страхом ожидали, кого на сей раз поразит беда опосля отъезда нового просителя? И что мы могли сделать с Мишуткой? Изгнать его? Прибить? Либо уговориться с ним, что он более никому помогать не станет? Что? Сам и отвечу – ничего. А всё оттого, что стали мы все бояться его. Каждодневные молитвы об избавлении и заступничестве словно и не были услышаны. А Мишутка всё так же помогал просящим, отдавая бедным и многодетным почти всё, что обретал в дар за свои… дела. А мы в каждой избе ожидали новой беды. И боялись.

– А осмелюсь спросить, – откашлявшись, промолвил Модест Павлович, – у вас и нежданные смерти бывали?

– Для человека, в коем нет Бога, смерть завсегда нежданна. И…, – тут мужик снова поправил усы с бородою, о чём-то пошептал и продолжил, – тут понять надобно. С одного боку, когда отжитые года становятся обузой для тела, то приход последнего часа есть волей Божьей. А с другого, когда муж молодых лет валится наземь бездыханным, хоть до того был в бодрости, то сие… грех, конечно, такое говорить, но уж очень много односельцев ушло в последний путь безо всякой на то причины. И таковых будет аж до пяти с половиной десятков со ста двух дворов.

– Получается, вы просто ожидали, кто следующим отправится на погост? Получается, что любой встречный вмиг мог стать покойником? Получается….

– Получается, что мы боялись.

– Всё одно не пойму, вы ежедневно боялись потерять что-то, кого-то а, глядишь, и самого себя, но при том, вы ещё и боялись что-то сделать? Чего же вы боялись в другом случае?

– Не ведали мы, что он может сотворить для всех сразу односельцев. Уразумейте, что беда с одним человеком запросто порождала мысль у иного, мол, слава Богу, меня пронесло! И Бог даст, пронесёт сызнова. А те, кому Мишуткины блага достались, и вовсе понимать ничего не хотели. Дальше своего носа не видели ничего. Как было возможно посреди таковых людей искать себе товарищей для дела избавления Лога от Мишутки? Это разговор дело простецкое, а поднять человеков на подвиг иногда и вовсе невозможно. А в одиночестве, да супротив ветра…. Да…. Я уж упоминал, что весть про нового Вологодского чудотворца долетела и до столицы. И посыпались из неё гости, как мусор из худого мешка. Вот тогда-то к нам и заявился высокий чиновник, да не за помощью от Мишутки, а разбирательства ради. Почитай, неделю он прожил у меня. И с Мишуткой не единажды беседовал. Что-то всё записывал. А перед отбытием обещание дал, что не оставит нас без внимания и помощь посильную даст.