Геннадий Левицкий - Юлий Цезарь

– Я исполняю приказ Сервилии, – невозмутимо промолвил ничтожнейший из смертных.

В его словах присутствовала такая решимость, что Юния вынуждена была подчиниться.

Юния нашла мать все в той же злосчастной библиотеке. Хозяйка виллы задумчиво рассматривала какой-то документ.

– Мама, к чему такая срочность? Раб едва ли не силой вытащил меня…

– Не из объятий ли Куриона он тебя вырвал? – Сервилия сурово посмотрела на дочь.

Та промолчала.

– Юния, мне нужно с тобой серьезно поговорить.

– Я все поняла, мама, сидеть на коленях у Гая Куриона нехорошо. Ведь ты это хотела сказать?

– И это тоже. Курион – весьма неподходящая личность для любовных опытов. Едва он переступает порог дома очередной любовницы, весь Рим знает о его успехах во всех подробностях.

– Мама, ты ведь не всегда вела благочестивый образ жизни, и мужским вниманием не была обделена. Почему же мне навязываешь роль целомудренной весталки?

– Вовсе нет, дочь, – возразила Сервилия. – Я прекрасно понимаю, что ты не маленькая девочка, и вполне естественно, что испытываешь интерес к противоположному полу. Однако, в силу своей неопытности, ты склонна совершать опрометчивые поступки. Чтобы уберечь тебя от ошибок, я и начала этот разговор. Я не желаю быть тираном, а всего лишь хочу помочь сделать правильный выбор.

– Не понимаю тебя, мама.

– Что же здесь непонятного: уж коль любишь мужчин, то люби тех, которые могут быть полезны тебе и твоей семье.

Философ Архедем, при всей его мудрости, глядел с портрета на Сервилию недоумевающее.

– И у тебя есть на примете достойная кандидатура в мои любовники или мужья? – сообразила Юния гораздо скорее, чем бессловесный философ-стоик.

– Я хочу прочесть тебе последнее письмо Цезаря.

Мать Юнии развернула бывший у нее в руках свиток пергамента:

«Дорогая Сервилия!

Война в Галлии приближается к концу. Наши легионы окружили мятежников в Алезии, и на этот раз Верцингеторигу ускользнуть не удастся. Победа у меня в руках, и я посвящаю ее тебе, Сервилия, и твоей дочери Юнии. Где, кстати, этот прелестный цветок? Надеюсь увидеть ее волшебные зеленые глаза в Равенне, где скоро буду.

У тебя чудесная дочь, Сервилия.

– Этот Цезарь – изрядный наглец, – Юнию нисколько не тронули комплименты в ее адрес. – Он желает, чтобы мы ради него бросили виллу и спешили в Равенну. Сомнительное удовольствие: проделать такой путь, чтобы увидеться с плешивым стариком.

– Цезарь имеет на это право, хотя бы потому, что дом в Равенне для нас купил именно он, – справедливо заметила Сервилия. – Однако, дочь, ты упустила главное в письме. Гай Юлий положил на тебя глаз.

– Мама, он же старый! – возмутилась Юния.

– Глупенькая, Цезарь не имеет возраста. Даже галлы почитают его за божество.

– Мама.., – замялась в нерешительности девушка.

– Что еще?

– Ты с ним спала…

– И дальше спала бы, но чувствую – теряю былую привлекательность. Старею, дочь. Ночью Цезарь со мной ласков, как и прежде, но с первыми лучами солнца спешит покинуть постель, – сделала неутешительные для себя выводы Сервилия. – Цезарь – жеребец, пресыщенный женщинами. Такой может привязаться только к молоденькой девочке. А его очень нужно приковать цепями любви к нашей семье. Я верю: звезда Гая Юлия только восходит. Победы в Галлии – ничто в сравнении с будущими деяниями. И поэтому, благополучие нашей семьи я связываю с этим плешивым, пропахшим лошадиным потом развратником.

– Мама, ты упустила из вида одно существенное обстоятельство: я не питаю к Цезарю никаких чувств.

– Девочка моя, все придет со временем. Гая Юлия невозможно не любить. Ты поймешь это, как только пообщаешься с Цезарем некоторое время. А пока подумай над моими словами серьезно, и выбрось из головы Куриона.

Философ-стоик, казалось, вместе с Юнией осмысливал произнесенные Сервилией слова. Видимо, он прикидывал: насколько сочетаются наставления матери с его философией.

Пожалуй, никогда еще положение Цезаря не было хуже, чем после неудачного штурма Герговии. О продолжении осады не могло быть и речи: войско пребывало в унынии; десять тысяч эдуев, которых Цезарь с большим трудом накануне удержал в повиновении, перешли в лагерь Верцингеторига; вместе с ними ушла надежда получить продовольствие; у галлов, наоборот, надежды обрести свободу стали вполне реальными.

Уходить. Но куда?

Антоний советовал Цезарю выводить легионы в старую римскую провинцию – Нарбонскую Галлию. Кроме обычной для Антония осторожности, в этом предложении имелось рациональное зерно. В Нарбонской Галлии можно запастись провиантом, произвести набор новых легионеров, дать отдых старым.

Но позволит ли сенат ввязаться в новую галльскую авантюру, когда свежи воспоминания о неудачном парфянском походе Красса? И, главное, в Галлии оставался с четырьмя легионами старый боевой товарищ Цезаря – Тит Лабиен. Поэтому проконсул даже не стал рассматривать вариант, предложенный осмотрительным Антонием.

На следующий день после неудачного штурма римляне выстроились на равнине близ Герговии и принялись звать врага на битву. Их призывы остались без ответа: Верцингеториг понимал, что, несмотря на вчерашнюю удачу, в открытом бою ему не одолеть легионы Цезаря.

Выждав некоторое время, легионеры с победными криками вернулись в лагерь.

На следующий день повторилось то же самое.

Цезарь подобной демонстрацией и не надеялся выманить врага на битву, но его легионеры стали чувствовать себя увереннее и мужественнее. Они видели, что враг по-прежнему их боится.

И снова окрестности огласились победными криками римлян, но на этот раз легионы Цезаря не стали возвращаться в лагерь. Они мгновенно перестроились в колонну и ушли в направлении, противоположном тому, что советовал Антоний.

Войско настолько быстро исчезло, что галлы не успели даже опомниться и организовать преследование отступавших римлян.

Цезарь без помех достиг реки Элавер, починил мост и переправил легионы. Так римляне оказались в стране эдуев – многочисленного народа, до недавнего времени сохранявшего верность Риму. Успех Верцингеторига под Герговией остудил верноподданнические чувства и этого галльского племени. Известия, одно неприятнее другого, с поразительным постоянством приходили к Цезарю.

«Гай Юлий, – доносила разведка, – Литавикк с конницей вернулся в земли эдуев и призывает их к мятежу».

«От имени сената и общины эдуев к Верцингеторигу отправлено посольство для заключения дружественного союза», – было следующее сообщение.

Худшее ждало впереди. На берегах реки Лигер (Луара) в городе Новиодун Цезарь оставил всех заложников, запасы хлеба, казну, часть обоза с добычей и снаряжением. Здесь же находилось большое количество лошадей, купленных в Италии и Испании. Все это было весьма кстати, и Цезарь направился к Новиодуну.