Глеб Ларин - Честь имею

– А че, нормальный мужик! – отозвался Василий. – Да по мне, хоть Рыжий в цирке, лишь бы толк был. А этот за все время даже пистолет в руках не поднял, я специально смотрел, все психически давил на макарошек. Отчаянный!

– Да ты никак в него влюбился! – рассмеялся Семен. – А может ты под ним и послужить хочешь?

– А чего бы нет? – ответил Василий. – Мужик он грамотный, не зря офицер. Если бы не он, мы зря кого и продырявили бы, самим может быть досталось. А зачем нам зря народишко злить. А так глядишь, и закон соблюли. Политика, понимать надо!

– Ну, за раз поумнел, – усмехнулся Семен.

– Зато во второй раз сам умный буду, – возразил Василий.

– Ладно, не бычься, – похлопал его по плечу Семен. – Главное, все живы.

– А я о чем, – согласился тот.

4.

Так и партизанили в Италии Семен, его товарищи, а вместе с ними бывший дворянин Заимов Александр Петрович. Всякое бывало, только прижился в отряде Заимов. Уважали его и свои, и итальянцы. За храбрость, за ум. Ни одну операцию Джузеппе ни начинал, не посоветовавшись с Заимовым, а тот всегда предлагал себя в самых опасных ролях и с честью выходил из них, сохраняя людей и выполняя поставленные задачи.

Всякое было. Приходилось выбираться из окружения карательных отрядов, спасать своих товарищей, искать помощи у населения. Но именно такие, как Заимов, грамотные и всезнающие, бесстрашные, как Семен, помогали простым партизанам выжить в любых ситуациях.

О них знали, за ними устраивали настоящую охоту. И если фотографии Джузеппе были расклеены по всем городкам и селениям, где действовал его отряд, то приметы и описания Заимова, Семена и его друзей были не менее малочисленны и не уступали в количестве нулей в описании вознаграждения за поимку или указания места их пребывания. Находились и такие люди, которые верили таким обещаниям и предавали. Так и случилось однажды с Семеном и Заимовым, когда Джузеппе послал их на встречу с агентом, казалось бы, в неоднократно проверенное место, но появились вдруг чернорубашники, их скрутили и бросили в каменный сарай, что служил тюрьмой, которые были в любом мало – мальском уважающем себя итальянском селении.

Когда почти стемнело, к сараю, в котором сидели пленные, к охраннику, простому с виду крестьянскому парню, пришла женщина, развернула свой сверток с едой и стала о чем – то кричать на него.

– Чего это она его так громко ругает? – спросил Семен.

– Это еще не громко, – усмехнулся в ответ Заимов. – Просто итальянцы так разговаривают. А ругает она его за то, что служит в полиции, говорит, что покойный отец, который всю жизнь трудился на земле, парня не одобрил бы. Прямо вашей закалки баба!

Женщина и вправду оказалась нужной закалки, еще немного переругивалась с сыном, затем вдруг свернула свой сверток и протянула в окошко узникам. Заимов перехватил сверток, сказал несколько благодарственных фраз, очевидно, весьма сердечных и душевных, отчего мамаша охранника еще пуще побранила своего сына, и, ни на минуту не останавливаясь в этой ругани, исчезла в темноте.

Заимов расстелил сверток прямо у окна, при свете почти полной луны он показался узникам сказочной скатертью. От удовольствия в предчувствии хорошего ужина он радостно хлопнул в ладони и воскликнул:

– Ну – с, начнем! – но затем, поразмыслив немного, окликнул в окошко часового, который через пару минут совместной трапезы заметно подобрел и с удовольствием переговаривался с Заимовым.

Семен, понимая, что Заимов не зря затеял эту беседу, делал вид, что ему совсем неинтересно, о чем они разговаривают, и лишь изредка, прицыкивал, выражая свое восхищение к вкусной пище. Это еще больше расположило часового к пленным, вскоре даже Заимов не знал, как избавиться от слишком болтливого собеседника, но выручило то, что еда, наконец, закончилась и переданный через окошко платок, как бы сигнализировал часовому, что коль нет еды, так не может быть и беседы. Он с явным неудовольствием отошел от окна, завидуя своим клиентам, которые запросто теперь могли растянуться на соломе и спокойно уснуть.

Но узникам было не до сна.

– Ну что он тебе наговорил, – спросил Семен Заимова, как только они избавились от болтливого часового.

– Да уж ничего хорошего, – ответил Заимов. – Завтра за нами должны подъехать из города. Среди них могут быть и немцы. Они решили помочь итальянцам в подавлении Сопротивления, отбирают среди пленных тех, из кого считают возможным выбить нужные показания и забирают к себе. И в застенках своими методами выбивают сведения.

– Да, попали мы в кашу, – сказал Семен.

На следующий день произошло все, как предсказывал часовой. Никто не пришел к пленным, их даже не кормили. Казалось, о них вовсе позабыли, как о часовом, которого тоже никто не сменил, пока ближе к обеду не подъехала машина, из нее вышли несколько человек, сразу направились к сараю с пленными.

После короткого приказа часовой бросился открывать дверь, прокричал внутрь, чтобы пленники выходили.

Первым вышел Семен, у входа он приостановился, стоявший рядом чернорубашечник толкнул его прикладом. Семен ухватил рукой ушибленное место и зло выругался, что не осталось без внимания худощавого человека, в гражданском, прибывшего в автомобиле.

Он вдруг шагнул навстречу к Семену и спросил по – русски:

– Ты русский?

– Да, русский, – ответил Семен и сплюнул кровавую слюну ему под ноги.

Человек этот развернулся в сторону и что – то сказал своим попутчикам.

Заимов, шедший следом, пошел в сторону Семена, но чернорубашечник прикладом толкнул его в другую сторону. Тогда Заимов закричал в сторону человека в гражданском:

– Я тоже – русский!

Человек в гражданской одежде криво усмехнулся и сказал:

– Ну что же, тем хуже для вас! – дал какую – то команду чернорубашечнику, который немедля подтолкнул Заимова к Семену.

Семен, пытающийся остановить кровь с разбитой челюсти, с трудом спросил у Заимова:

– Чего это они?

– Этот в пиджаке сказал, что если ты русский, то и нечего на тебя время тратить, все равно ничего не скажешь, велел расстрелять тебя. Немец он. Я это по акценту понял.

– Вот собаки! – выругался Семен. – Хорош суд! Один судья на десять блюд!

Приехавшие дружно закурили, словно решив, что основное дело уже они сделали. Но едва они сделали пару затяжек, как старший из чернорубашечников, приказал своим людям связать пленным руки, подозвал к себе часового и что – то ему сказал. Тот сразу как – то осунулся, но сообразив, что к чему, подошел к пленным и неожиданно для них решительно скомандовал, так, что даже Семен понял, что расстрелять их поручили этому парню. И они пошли в сторону, куда он им указал.

– Ишь, – ругался по дороге Семен. – Сами замараться не захотели, этого повязать кровью решили! Слышь, ты! – обернулся он к парню. – Вот попомнишь меня, все равно этим бандитам хана придет, иди лучше землю паши, не связывайся с ними!