Николай Казанцев - Против течения. Том 2

– Пойдем напролом, – сказал Казан-бей, – выйдем из города, хоть не все, а там – что Аллах даст.

Стрельба затихла. Двери башни отворились, и все черкесы с криком «Алла!» кинулись через толпу казаков. Последовал залп из всех ружей разом. В рядах сделался коридор; черкесы, закинув ружья за плечи, саблями бросились прочищать дорогу. Казакам нельзя было стрелять в них, они могли убить своих. Ловко рубились черкесы, но сила одолела. Пушкари были убиты прежде: они не могли так ловко отбиваться. Четверо черкесов во главе с Казан-беем пробились сквозь толпу и побежали по улице, но тут грянули казацкие ружья – и они упали замертво.

Теперь вся Астрахань была в руках казаков.

Капитан Бутлер после бегства своего из собора с Виовским поторопился на свою квартиру. Там он наскоро выкрасил себе бороду, подвязал щеку и переоделся в рваный кафтан простого рабочего.

– Если стану прятаться, будет хуже. Меня здесь немногие знают, и я буду шляться по улицам, покуда не убегу. Это будет безопаснее, – рассуждал он. Вышел и пошел бродить по улицам Астрахани.

Толпа народа валила к Ямгурчеву-городку. Бутлер отправился туда же.

Много возов, навьюченных разным добром, тянулось к Ямгурчеву-городку. Туда везли и награбленное в воеводских и боярских хоромах добро, и товары из лавок и с дворов: бухарского, персидского и индийского. Казаки собрались там дуванить награбленное добро. Каждая сотня стояла отдельной кучкой. С казаками стояли и стрельцы, они также участвовали в дуване. Посадские и холопы стояли особо. Бутлер встал с ними.

Все привезенное добро сортировалось в три кучи. Разин сам был при дележе.

– Братья атаманы, – говорил он, – будем теперь дуванить взятое в честном бою добро бояр и купцов. Первая куча пусть идет в войсковой скарб, на нужды войска, вторая казакам, а третья – стрельцам. Делите по жребию, никого не обижайте. Самому мне ничего не нужно.

– Зачем обижать, – отвечали казаки.

– Ну, начинай дуван, – скомандовал Разин.

Начался дележ. Кто без спора брал по любви, кто спорил – тому кидали жребий.

Первая вещь была шуба воеводы, когда-то взятая им у Разина.

– Кому шубу? – закричал Черноярец, заведовавший дележом.

– Шубу эту уступите мне, атаманы, – сказал, выступя вперед, Красулин.

– Ему, что ли? – спросил Черноярец.

– Ему, ему! – кричали стрельцы.

– Вот перстень с руки воеводы, вещь тоже хорошая, его нужно отдать второму молодцу по голове. Кому выдать? – сказал Черноярец.

– Филатке Колокольчикову! – закричали стрельцы.

Филатка напялил перстень с алмазом на свою заскорузлую руку.

Бутлер смотрел на дележ. Он видел много дорогих и подчас знакомых ему вещей, щедро раздаваемых казакам и стрельцам. Он увидел, как один из стрельцов схватил его собственную лисью шубу. Не вытерпел этой обиды строптивый голландец, ушел в город и забился на ограбленный персидский двор.

На другой день поутру Бутлер, боявшийся зайти на квартиру и ночевавший на персидском дворе, вновь пошел бродить по улицам.

– Что ты не идешь за город, там Степан Тимофеевич волю казацкую всем дает и к присяге приводить будет, – крикнул Бутлеру проходивший посадский Прохоров. Бутлер пошел за ним, боясь показать вид, что он не рад казацкой воле.

На пустыре у города была громадная толпа народа. Казаки и стрельцы, соблюдавшие порядок, расставляли посадских кучками.

– Каждая улица становись отдельно, – командовали ка-заки.

Бутлер примкнул к одной кучке.

– Ты не с нашей улицы, – закричал на него посадский.

– Я кабальный лямочник из Саратова, – отвечал Бутлер.

– Ну, коли так, становись где хочешь, – решил распорядитель-казак.

– Едет, едет! – заревела толпа. Народ всколыхнулся. Показались всадники на великолепных конях. Впереди – два есаула, за ними сам Разин, с бунчуком, знаком атаманского достоинства в руках. За ним ехали Васька Ус, Черноярец, Каторжный, Шелудяк и другие старшины и есаулы. Наряд их блестел золотом. Народ поклонился Разину до земли.

Разин взошел на устроенное для него возвышение. Есаулы взошли за ним. Терский держал в руках что-то завернутое в красное сукно. Держа в руках бунчук, Разин выступил вперед. Есаулы встали позади него.

– Братья, – сказал громко Разин, – отныне вы все свободные казаки. Выбирайте себе атаманов и старшин, сотников и десятников. Кого хотите в атаманы, братья?

– Тебя, тебя, Степан Тимофеевич! – ликовала двадцатитысячная толпа.

Разин улыбнулся и махнул бунчуком. Все смолкли.

– Мне нужно еще идти в другие города, – сказал Разин, – нужно освободить Симбирск, Казань и Москву. Я не могу остаться здесь. Если вы не знаете, кого выбрать в атаманы, я вам предложу моего есаула, Василия Уса. Вот он! – И Разин указал на выступившего вперед Уса.

– Уса, Уса хотим! – закричали казаки, а за ними и вся Аст-рахань.

Разин махнул бунчуком. Наступило молчание.

– Теперь ты астраханский атаман, живи и атаманствуй долголетно, – сказал Разин Усу.

Ус снял шапку и поклонился народу, а потом Разину. Разин взял из рук Терского сверток и развернул его. То был атаманский бунчук.

– Вот твой бунчук, – сказал Разин, подавая его Усу.

Ус встал на колени и принял бунчук из рук атамана.

– Теперь выбирайте двух старшин, – крикнул народу Разин.

Раздались крики.

– Шелудяка! Терского! – кричали казаки.

– Красулина! Колокольчикова! – вопили стрельцы.

Но более опытные в деле выбора казаки перекричали. Их сторону приняли и посадские, по старому русскому обычаю желавшие иметь князя из чужой земли. Шелудяк и Терский были утверждены старшинами, к величайшему неудоволь-ствию Красулина и стрельцов.

– Что вы Красулина не кричали? – толкнул один стрелец посадского, стоящего рядом с Бутлером.

– Ешь уж лучше собака, да незнамая, а знамой не поддадимся, – отвечал посадский.

Новый атаман тотчас приступил к делу. Началось деление на сотни и десятки. Бутлера причислили к десятку лямочников. К полудню кончилось деление и новых казаков заставили принимать присягу. Бутлер молча стоял в своем десятке.

Среди степи поставили до десяти аналоев с крестами и Евангелиями.

У каждого аналоя стоял священник.

– Попы, приводите казаков к присяге, – приказал Васька Ус, обращаясь к священникам.

– Давай присяжный лист, – отвечал ему соборный протопоп отец Иоанн, старик лет шестидесяти, с седыми волосами и камилавкой на голове.

Ус подал ему несколько листов писаной бумаги.

– Вот, по этому приводи, – сказал он протопопу.

Около протопопа столпились все священники.

Протопоп показал им листочки бумаги, на которых была написана присяга. После обычных слов присяги «обещаюсь и клянусь» значилось следующее: стоять за великого государя и за своего атамана, Степана Тимофеевича, войску казачьему служить верно и изменников выводить.