Лев Каневский - Несравненная Жозефина

В январе 1795 года она послала ему свою первую завлекательную записочку – клюнет ли он на нее? «Давненько не имела удовольствия видеть Вас. Нехорошо с Вашей стороны обижать невниманием старую знакомую». В феврале она отправила ему вторую, в которой сообщала о своем «легком недомогании» и корила его за то, что «он так ни разу и не посетил ее».

Опытный бабник сразу понял, к чему она клонит. Он давно обратил внимание на соблазнительную смуглянку и тут же откликнулся на приглашение.

Великолепный будуар, увлекательная беседа, которую элегантный виконт расцвечивал своим остроумием, легкое вино, пылающий камин, – Роза без особого труда добилась своей цели. Наутро, выходя от своей новой любовницы, Баррас приобщил и эту брызжущую темпераментом креолку к списку своих одалисок.

Любвеобильный Баррас рассчитывал лишь на мелкую интрижку с прелестной мадам де Богарне, на скоротечность их связи, но, как оказалось, сильно заблуждался на сей счет. Нежданно-негаданно через пару месяцев он осознал, что не в силах ее бросить, как он без всякого сожаления прежде бросал десятки приглянувшихся ему женщин. Нет, эта страстная креолка стала камнем преткновения, и он чувствовал, как крепко держит она его в своих нежных объятиях.

Баррас щедро, не скупясь, платил ей за любовь, даже снял для нее домик в Круасси, куда частенько наезжал ужинать, высылая вперед отряд жандармов для охраны и возок с вином и провизией. На его деньги Роза поместила свою Гортензию в пансион национального института Сен-Жермен, основанного по королевскому указу для воспитания дочерей высших сановников, а своего сына Эжена определила в другой, очень дорогой пансион в Ирландском коллеже.

К удивлению всех парижан, дело дошло до того, что Розе приходилось по просьбе своего могущественного любовника играть роль хозяйки дома Барраса в Шайо, на улице Басе-Пьер, 8. Она лично составляла приглашения всем важным особам от своего имени:

«Гражданка Богарне просит гражданина такого-то соблаговолить прибыть с визитом в такой-то день к ней, чтобы отобедать; там же в это время обещал быть гражданин Баррас. Он рассчитывает на Вашу дружбу и любезность и будет рад видеть Вас…»

Там Роза даже стала присутствовать на совещаниях могущественной пятерки директоров, которых обносила кофе со сливками.

Целых девять месяцев Роза процветала. Судя по всему, ее первый опыт дорогостоящей куртизанки приносил плоды, давал ей все основания для выпестывания своих самых смелых грез. Но, видно, испорченная натура правителя Франции все же исподволь давала о себе знать.

Баррас стал тяготиться своей любовницей, лишавшей его прежней беззаботности и птичьей свободы, и все чаще стал подумывать о том, кому бы ее половчее спихнуть, но не находил вокруг достойных кандидатов. Да и самому ему, если быть откровенным, было жаль расставаться с ней, такой искусной выдумщицей в кровати.

Но во Франции начались такие события, которые сами, по воле судьбы, привели к неожиданной развязке…

Когда Жозефина диктовала гадалке Ленорман свои «Исторические секретные мемуары», она никак не могла вспомнить, кто и где представил ей «маленького» генерала-корсиканца – Баррас или Тереза. Кажется, это было в салоне мадам Пермон.

Этот невзрачный коротышка после знаменитых парижских событий 11–13 вандемьера (3–5 октября 1795 года) стал главнокомандующим внутренними войсками, сменив на этом посту самого Барраса, и получил кличку «капитан Вандемьер».

В стране в это время назревали крупные события. После победы термидорианцев, когда высшее якобинское руководство Конвента во главе с Максимильеном Робеспьером в прямом смысле было обезглавлено, власть перешла в руки Директории, а Конвенту предстоял самороспуск. Депутаты Конвента не пожелали повторять ошибки членов Учредительного собрания 1791 года, когда те сами добровольно отдали власть, и зарезервировали за собой две трети мест в будущей ассамблее. Правые фракции, роялисты, сторонники восстановления в стране монархии возмутились таким политическим пиратством, считая, что их законные права ущемлены, суверенитет народа попирается самым преступным образом, и призвали к восстанию.

Перепуганный насмерть правым мятежом, добрейший тюфяк генерал Мену, которому была поручена охрана порядка в столице, спасовал перед вооруженными мятежниками и капитулировал. Паника охватила членов Конвента. Власть выскользала у них из рук. «Молния революции, – печально и беспомощно констатировали они, – гаснет».

Отлично понимая, чем им грозит этот мятеж, чувствуя на шее холодок остывающей без работы гильотины, они кинулись к Баррасу, требуя, чтобы этот «генерал» проявил отвагу, как тогда, когда вступил в смертельную схватку с Робеспьером, штурмовал ратушу и подавил восстание в зародыше. Баррас, конечно, любил прихвастнуть, повсюду корчил из себя настоящего вояку, но никогда таковым, по сути дела, не был. Он предпочитал другие, более безопасные сражения – с одалисками своего «гарема». Сейчас позарез был нужен волевой, решительно настроенный командир, генерал, который проявит беспощадность к врагам революции и не станет миндальничать с восставшими. Причем желательно, чтобы он был артиллеристом, так как подавить мятеж можно только огнем, разящей картечью.

Где же взять такого? Озабоченный сложившейся ситуацией, Баррас в Люксембургском дворце напряженно думал, что же предпринять. Было около полуночи, начинался другой день, 13 вандемьера. Мятежники уже сутки как торжествуют.

Вдруг в скованной, гнетущей атмосфере его просторного кабинета раздался громкий крик Фрерона, комиссара Директории от Марселя:

– Да что тут гадать? Позовите Буонапарте!

Эта минута и решила удачливую судьбу будущего императора.

Баррас знал лично этого способного офицера-артиллериста по осаде Тулона, где тот отличился, представив свой смелый план овладения городом. Ему его представил тогда местный депутат парламента, когда Баррас совершал по югу страны инспекционную поездку.

– Приведите его сюда! – коротко приказал он.

В это время Бонапарт оказался не у дел и просто изнывал от скуки. Когда ему предложили поехать в мятежную Вандею командовать пехотной бригадой в Западной армии генерала Оша, самолюбивый корсиканец возмутился: как это так? Его, героя Тулона, искусного артиллериста, пытаются загнать в грязные окопы, чтобы кормить там вшей? Нет, не бывать этому. Сославшись на болезнь, он к месту новой службы не выехал. За дерзкий вызов власти и неподчинение Комитет общественного спасения разжаловал его до генерал-адъютанта (полковника).

Оставшись в одиночестве, без подчиненных, опальный генерал не знал, чем ему заняться, и, как говорят, даже подумывал о переходе на службу к турецкому султану. Его не только понизили в звании, но и вдвое уменьшили денежное довольствие, и теперь денег хватало только на обед в день да чашку кофе.