Валерий Есенков - Иоанн царь московский Грозный

Сущности, для Иоанна это непереносимый удар. Удача князя Дмитрия Бельского подтверждает ему, что, вопреки противной погоде, была возможна большая победа, которую он так позорно, так оскорбительно упустил, поддавшись панике своих воевод. Он не может не видеть ни безобразного состояния старорусского войска, ни ещё более безобразного отношения к своим обязанностям подручных князей и бояр, возглавлявших полки, что в ярость приводит его, не способного терпеть противодействия с их стороны. Ещё горше сознавать ему собственное ничтожество, свою неспособность стать в самом деле верховным военачальником и царем, которого, как в душе его твердо сидит, ничто не может остановить.

Но горше горшего видеть ему в этой унизительной неудаче знаменье свыше. Для истинно верующего причина самых разнообразных невзгод ощутимо проста: все и всяческие невзгоды насылаются на нас за грехи. Подхваченный силой веры на крылья воображения, Иоанн не только склонен к беспредельному покаянию. Он в самом деле, редчайшее свойство, способен видеть свои собственные, как реальные, так и воображаемые грехи и от всей души сокрушаться своим несовершенством и своим непотребством.

Не он ли, вылавливая зачинщиков мятежа, постригал в монахи, отправлял в ссылку, казнил, что, разумеется, вменено Богом в непременную обязанность государя, да непозволительно христианину, призванному Богом не судить, не казнить, но возлюбить ближнего своего как самого себя? За грехи посланы ему и воеводы, и непогоды, и ливни, и продухи, и большие без боя потери в людях и в пушках, как есть – за грехи!

Этим так глупо, так нелепо завершенным походом он оскорблен как царь и великий князь, унижен как военачальник, уничтожен как верующий христианин, не удостоенный милости Божией за грехи, причем не в каком-нибудь незначащем деле житейском, а в деле святом, в походе на агарян-мусульман. Его чувствительность поражена до болезни, до предела натянуты нервы. В Москву он вступает в больших слезах, как выражается любящая высокопарные преувеличения летопись, во всяком случае, видят все, подручные князья и бояре, торговые и посадские люди, как омрачен и расстроен великий князь, сам себя отчего-то нарекший царем.

Впрочем, никто не видит его больших слез в истинном свете, верно, оттого и вворачиваются они под велеречивое перо летописца. Давным-давно не услаждаясь громом великих побед, Москва не улавливает смысла в его чрезмерных печалях. Она привыкла и опустошение и испепеление беззащитных посадов, то есть двух-трех десятков простонародных домишек, почитать за большие победы. Конечно, если царь и великий князь весь в слезах, так никакого ликования при возвращении князя Дмитрия Бельского со товарищи нет, да нет и расстроенных чувств, как нет настоявшейся жажды в пух и прах истребить векового врага. Побили татар, привели сотню пленных, притащили награбленный скарб – славное дело, иных и на памяти стариков не видала Москва. А стояние на Угре? Боже мой, когда это было!

От поражения действительного, поражения несомненного, похоже, страдает один Иоанн. Стало быть, он один силится осмыслить причины ошеломляющего провала его грандиозного замысла: ведь всё Казанское ханство замахнулся под корень срубить, а кончилось тем, что беспомощные, за городской стеной брошенные посады пожгли. Ну, грешен он, послано ему за грехи, тут надобно вседневно свою слабую душу блюсти, тут неусыпными трудами христианина, то есть постом и молитвой, надобно снискать снисхождение Бога, и он истово кается и часто служит молебны по московским соборам и подгородным монастырям. Однако в чем же просчет государя?

Кажется, в первый момент разгоряченный, едва ли не ослепленный жгущей огнем стыда неудачей им так вдохновенно задуманного похода, он не успевает ни разглядеть, ни распознать, ни даже сколько-нибудь сосредоточиться именно на причинах, на просчетах своих и просчетах своих воевод. Скорее всего на первых порах им обнаруживается лишь то, что лежит на поверхности происходящего: недостаточное вооружение, дурные лошади многих служилых людей, которые обязаны являться на службу конно, людно и оружно, как обозначено в писцовых книгах дотошными дьяками, крест на то целовали, а вот подишь ты, являются черт знает в чем и на чем.

Он импульсивен, горяч, не терпит ни в чем поражений, на каком бы поприще они ни настигли его, он жаждет победы несмотря ни на что, а для победы необходимо без промедления готовить новый, на этот раз всенепременно успешный поход. К тому же татары его подгоняют. Не успевает золотая осень разубрать, разукрасить Русскую землю, как татары Арака-богатыря стремительным наскоком на откормленных степными травами быстроногих конях разоряют Галич и волость, набрав добычи и пленных, ещё хорошо, что Яковлев, костромской воевода, успевает перенять убийц и грабителей и уничтожить большую часть степняков в короткой, но безжалостной сече, в которой падает с разгулявшихся плеч и забубенная головушка самого Арака-богатыря, тем лишний раз подтверждая царю и великому князю, что татарам не выдержать русский удар, надо только этот удар нанести.

Однако он видит, что не так просто собраться в новый поход. Воевать не воевали, а потери немалые. Довольно медных денег осталось в мешке, горькая память о потонувших, пропавших без вести или разбежавшихся воинах, на волжском дне почти вся осадная артиллерия. Необходимо вернуть, восстановить, пополнить полки. С чего начинать?

В течение всей своей тысячелетней истории человечество придумало всего три формы правления: единовластие, олигархию и демократию. У каждой формы правления есть свои достоинства, свои недостатки, оттого они довольно часто сменяют друг друга, на место одних достоинств и недостатков встают иные достоинства и недостатки, а воз и ныне там. Однако у всех трех форм правления одно основание: вооруженная сила, Без вооруженной силы ни единодержавие, ни олигархия, ни демократия не смогут продержаться и часа, как ни верти, а всё диктатура, диктатура, мой друг. Чтобы иметь вооруженные силы, все три формы правления с одинаковой рьяностью собирают налоги. Чтобы собирать налоги достаточные, каждая из форм правления обязана содержать в исправности постоянные источники обложения и не покладать рук на то, чтобы эти источники становились обильнее день ото дня. Если не содержатся в исправности постоянные источники обложения, если они не становятся обильнее день ото дня, тогда не собираются в должной мере налоги, без налогов не заводится вооруженных сил, боеспособных и преданных хоть царям, хоть олигархам, хоть демократам, вооруженной силе едино, лишь бы платили. Стало быть, без источников обложения, без налогов, без вооруженных сил любая власть обречена на истребление или мирный, тихий, бесславный провал.