Людмила Рогочая - Кубанский шлях. Исторический роман

Мальчик принёс тепловатую похлёбку со щавелем и хлеб:

– Хозяин спрашиваеть: вино вам подавать?

Степан отказался и посмотрел на Фрола. Тот тоже отрицательно покачал головой. Хлебнули варево. Бр-р! Кислятина! Но голод не тётка, брюхо набить нужно.

– Винцо бы пригодилось…. Чтоб легче помои эти проскочили, – заметил Фрол.

– Да и вино, наверное, такое же.

Хлопнула входная дверь и на пороге появился «чистый» господин. Только посмотреть! Хозяин изогнулся в поклоне, заюлил, как ужак, сам схватился за поднос. Тьфу! Оказывается, у него есть борщ со свининой, и жаркое из гуся, и рыба, и пирог….

Казак, отпивая мелкими глотками вино, сочувственно посмотрел на приятелей и прошептал:

– Тикать вам надо, ребяты. Одёжа у вас …. Да вдвох ишо…. Беглые, небось?

Фрол ощерился:

– А тебе-то что?

– Ай, ничего. Жалкую, – сочувственно ответил казак.

– Ты себя пожалей, ага, – огрызнулся Фрол.

Степан кинул осуждающий взгляд на Фрола и, миролюбиво посмотрев на казака, задал ему главный вопрос, мучивший его с тех пор, как они ступили на землю Дона:

– Отец, а где ж здесь воля?

– Воля? – отозвался тот, – а нетути её. Как усмирили Емельяново войско, донские богатуны – казачья старшина – предали-то простых казаков. Теперь всех подозрительных бесперечь ловят и выдають царским слугам. Непросто казакам на Дону. Казак – только слава. Как у нас гутарять: «Хоть жизнь собачья, так слава казачья». Идите в Задонье, на Кубань! Там пока ни царей, ни чиновников. Земля непаханая. Рыбы в реках видимо-невидимо, стоймя стоить. Вашего брата много туды подалося. Уж и хутора там есть, и станицы. А отседова уходите. Не ндравится мне энтот господин.

Он глазами показал на человека в серых панталонах и сюртуке. К тому за стол подсел трактирщик, и они любезно беседовали.

– Отец, а как через Дон перебраться-то? Он широкий вон какой! Не переплывёшь, – виновато полюбопытствовал Фрол.

Казак ухмыльнулся, стрельнул глазами по сторонам и зашептал:

– Это так. И хоть величают его Тихим, бушевитый бываеть – страсть. Можно пойтить через станицу Цимлянскую с обозом и сменой казаков на кордоны. Там уже они вдоль всей реки Кубани есть. Суворов Ляксандра Васильич расстарался, редутов понастроил. Но вы, я вижу, на глаза начальникам не хотите попадаться? Тады, если заплатите, помогу вам здеся переправиться. За копейку…. Как? – вопросительно посмотрел.

Приятели, молча, переглянулись.

– Ну, семак…, – снизил он цену и продолжил, – такое дело затеяли, а жалко денежки …, что ж, хозяин-барин…

Фрол вздохнул:

– Да, что ты дядя, бери…

Отвернулся на миг к стенке, вздыхая, протянул казаку монету.

Тот чуть не поперхнулся глотком вина:

– Да ты… Кругом глаза…. – но, всё же, воровато оглянувшись по сторонам, старик выхватил из рук Фрола семачок:

– Не фальшивый? Ладноть. Пошлю вас к одному человеку, куму моему… Выйдите за вороты и двигайтеся вблизе берега вёрст семь, и обочь будеть хутор вам, Черёмный. Там проживаеть Павел Геврасимович Черёмный. Он и есть мой кум. Скажите, прислал дядька Трофим с делом. На ту сторону, мол, надо. Расплатиться с ним найдётся-то чем?

– Не беспокойся, дядя, не обидим твоего кума, – обречённо пробормотал Фрол.

– Да, послухайте: баба у кума – змеюка, не зачинайте с ней спорить или гутарить об чём-нить. Кажного переговорить и голову заморочить. Ну, энто я так, к слову. А Павел – казак добрый. Договоритеся.

– Ну, мы пойдём. Благодарствуем, дядя, за совет и помощь, – приятели поднялись из-за стола.

– Ну, тады прощевайте, ребяты. Помогай вам Бог! – Трофим окинул взглядом присутствующих в трактире и принял равнодушный вид.

Степан и Фрол, расплатившись с трактирщиком, вышли на улицу. Но теперь новость, оброненная Трофимом о преследовании на Дону беглых крестьян, заставила приятелей осторожничать. Значит, не случайно хватали тогда на майдане мужиков. Приказ начальников был.

И вот ступают они по городку, оглядываются, не идёт ли кто следом. Однако за ними увязалась только рыжая облезлая собака.

Казачьи хаты в городке, в основном, бедные, как избы крепостных в их деревнях, только крытые не соломой, а камышом. Фрол увидел лачугу с гордой вывеской «Лавъка», заинтересовался.

– Степан, я сейчас. Ты спрячься, хотя бы вон там, в кустах. Я сейчас, быстренько, – и он нырнул в перекошенную дверь жалкой хатки.

Вышел Фрол нескоро, зато его руку оттягивали два объёмистых узла.

– Заосеняет скоро, – пояснил он. – Вот, купил у старьёвщика. Не смотри, что одёжа не новая, зато крепкая. Это тебе, – протянул Степану узел, – это мне. Давай переоблачимся. А то правду сказал дядька Трофим, за версту видать, что мы беглые.

Спрятавшись в придорожные кусты, приятели переоделись. Увидев друг друга в новом наряде, расхохотались:

– Смотри-ко, Фрол, ты вылитый управляющий наш, Эраст Наумыч.

– А ты, Степка, на купца смахиваешь, в кафтане-то. Экой справной! Только тела набрать больше. То, бишь, пуза.

Фрол протянул Степану мешок, такой же, как у него, может быть, чуть старее:

– Держи! Это тебе. Положи свою одёжу, потом, может быть, разживёмся ещё чем…

– Спасибо, товарищ, но ты знаешь, что я с тобой расплатиться не смогу. И так уже у тебя в долгу.

– Какие счёты! – засмеялся Фрол, – на том свете «воздастся по делом нашим», вот и рассчитаемся по-божески.

– А это что? – воскликнул Степан, разворачивая суконную штуковину, вроде мешка без дна.

– Башлык у местных называется. Голову накрывают сверху шапки, и завязывают концы сзади, когда снег, ветер… Там в него ещё чирики завёрнуты – такая лёгкая обужа. Вон, выпали! Складывай, Степан, «обновки», и пойдём, а то до вечера не управимся. И ты бы, на всякий случай запрятал свой кинжал подале. Чего за кушак его заткнул? Чтоб все видели, как каменья сверкают? Не смотри, что красиво. За них башку скрутят, и охнуть не успеешь.

Степан, послушно сунув оружие в мешок, закинул его на плечо, просительно глянул на Фрола:

– Не найдётся ли у тебя хлебца. Дай псу, смотри, какой он голодный.

– Вот ещё, а самим что шамать потом?

– Ну, дай, у меня нет ничего.

Фрол неохотно отломил кусочек от ковриги и протянул товарищу. Степан ласково погладил собаку и положил перед ней хлеб.

– На, псина, ешь. Вишь, как оголодала, бедняжка.

– Ну, пошли, пошли, ишь расслюнявился, – поторопил Фрол.

– Очень я животинку люблю, – пояснил Степан, – и для хозяйства скот всякий. Лошадей, коров. Козочек там, птичек….

Помню, маленьким был, собачонка Жучка у меня жила. Сама чёрненькая, а на лбу – белый лоскуток. Так она мне – первый друг. Застрелил барин. Давно было, а помню язык её шершавый и сейчас. Лизнёт меня в щёку – жалеет, значит. А ещё вепрь был, как привязанный за мной ходил ….