Людмила Рогочая - Кубанский шлях. Исторический роман

Наконец, кандалы спали. Фрол довольно потёр ноги. Степан увидел на левой щиколотке ранку, и жалостно глянул на товарища.

– А как ты думаешь в железах идти, легко ли?! – бодро воскликнул тот и предложил:

– Ну что, пойдём? Только в одно местечко заглянем. Это близко.

Их путь пролегал по знакомым Фролу окрестностям. И не так далеко – Слёзки. Сидючи в каморе пересыльной тюрьмы, он перебирал все места, где Авдей мог укрыть сокровища. Не с мешком же он бегал. Фрол представлял, куда бы он сам мог на время спрятать ценности, пока всё не уляжется.

«Думай, думай, Фролка, – говорил он себе, – вдруг сбежишь по пути на каторгу, и тогда очень пригодятся бариновы денежки».

И однажды, уже после оглашения приговора, перебирая в памяти разговоры с Авдеем, вспомнил одну из последних бесед, о каторжниках. Тот рассказывал, что в детстве повстречал в лесу могучий дуб, вернее, три сросшихся дуба. В одном из стволов было нижнее дупло, по которому можно было забраться наверх и выйти через другое, верхнее дупло или через дупло соседнего ствола. Авдей мальчишкой часто играл в дереве. «Но однажды, – рассказывал он, – я пришёл туда и только просунул голову в дупло, как увидел в нём отвратительное страшилище, обросшее волосами, худое и грязное. Это существо было без носа и языка. Оно мычало и показывало на рот. Я подумал, что оно хочет меня сожрать, очень испугался и – стрелой помчался домой. Об этой встрече поведал отцу.

– Беглый каторжник это, пугачёвец, не иначе. Ты, сынок, не ходи туда, поберегись, – предупредил он меня, – опасно это.

– Ужас какой для дитяти, – посочувствовал товарищу Фрол.

– А то. Чуть со страху не помер.

– И что ж с ним стало, с каторжником?

– Не знаю. Я даже думать о нём боялся. А ты о Пугачёве слыхал?

Фрол утвердительно качнул головой, с любопытством посмотрел на Авдея.

– Я помню, малец ещё был, как ему анафему в церквушке нашей, в имении, провозглашали. Согнал барин всех холопов. Поп из уезда приехал и прочитал царский указ, а потом дьячок и причетник замогильными голосами запели: «Анафема! Анафема! Анафема!». Дети заплакали, бабы тоже начали реветь. Я выскочил тогда и домой. Забился под полати, ели вытащили. Потом именем разбойника часто грозили непослушным ребятам у нас в Слёзках. А я так был напуган, что больше в том месте и не бывал. Может быть, и сейчас стоит этот дуб за старой мельницей и устрашает ребятишек».

Фрол тогда же и решил, если выпадет случай оказаться рядом со Слёзками, обязательно проверить дупло. И вот пришло время!

Шли новые знакомые не более часа. Остановившись на опушке дубравы под раскидистым деревом, Фрол кивнул на него Степану:

– Ты посиди тут в теньке, я скоро.

Степан уселся под деревом и, посмотрев вслед Фролу, развязал жалкий узелок с кусочком хлеба, луковицей и щепоткой соли. Вздохнул и завязал узелок снова. Ныла ушибленная спина. Степан вытянулся на мягкой, густой траве и сразу уснул.

Удивительное дело, Фрол нашёл старую мельницу довольно скоро. Крадучись, озираясь по сторонам, перебрался через открытое пространство. Мельница стояла когда-то на речке. Но лет пятьдесят как речка та высохла или поменяла русло, строение обветшало и рассыпалось. Страшно было подойти к нему близко: вот-вот завалится совсем. Где же дуб? Обойдя мельницу кругом, он увидел в полуверсте полоску зелени. Всё так же, с опаской, двинулся к ней. Шёл долго, прислушиваясь и пригибаясь к высоким луговым травам.

«Наверное, это и есть старое русло реки, – подумал он, – а лес был на другом берегу. А вот и насыпь! По ней, видно, Авдей перебирался на тот берег».

Фрол пошёл вдоль насыпи.

Дуб он увидел сразу: огромный, десять человек не обхватят, старый, кряжистый. Так и есть – три сросшихся ствола! Сердце гулко стучало, ладони намокли от волнения. Пан или пропал! Неужели догадка зряшная? Ай, не робей, воробей!

Так, дупло есть, – Фрол заглянул внутрь дерева. – Ба, да тут целая пещера! Темновато, правда. Пригляделся – сокровищ не видать. Что, Авдей – дурак, чтобы на виду их оставить? Нет!

Дупло уходило к вершине. Фрол, цепляясь за коряги, полез вверх. Никаких ответвлений, а над головой уже круг дневного света. Разочарование охватило его. Хотел уже уходить. Потом пришли мысли. Что сделал бы он, чтобы скрыть схорон?

Забил бы ответвление чем-нибудь – сухой травой, к примеру, дёрном, мелкими ветками. Надо поискать слабое место.

Фрол спускался вниз и внимательно осматривал стенки дупла. Ткнул кулаком подозрительную труху, и сразу же открылся ход в дупло второго ствола. Он пролез в соседний ствол и увидел впадину, прикрытую сеном – в ней лежал мешок, тот самый, барина!

Выйдя на божий свет, Фрол торопливо развязал находку. Вот они, барские сокровища! Ассигнации! Золото! Серебро! И табакерку хозяина Авдей, стервец, прихватил! Ни с чем оставил господина. То-то он лютовал тогда у исправника. Чуть не лопнул от злости.

Фрол явился перед Степаном радостный, с мешком в руках. Похлопал ласково по нему и перекинул через плечо.

– Ну, всё, пошли, Стёпа. Теперь не пропадём. Поесть-попить будет на что. Не робей, воробей!

Степан с подозрением посмотрел на него:

– Тать?

Фрол рассмеялся, озорно тряхнув кудрявым чубом:

– Да что ты, что ты? Шёл, шёл и нашёл.

– Где ж такое добро валяется? – спросил недоверчиво Степан.

– А тебе, Стёпа, лучше не знать про сие. Ты ж мне тоже не сказал, откуда у тебя кинжал. Давай лучше поменяемся. Я тебе табакерку с камешками, а ты мне кинжал.

– Не-а. Зачем мне она. Что я барин-боярин? Я не нюхаю табак, а кинжал мне самому нужен.

– И то, правда, – согласился Фрол. – Ладно, а теперь пошли на вольный Дон, там много таких, как мы…. От несправедливости люди бегут…

– А земля там есть?

– Зачем тебе земля? В казаки запишемся – добыча и так будет у нас!

– Не, я землепашец, Фрол. Ради воли и земли пошёл бы, а в казаки не хочу.

– Успокойся, Степан, земли там много, бери, сколько влезет…. Не хватит на Дону, пойдём в Задонье.

– Это к черкесам?

– И там живут люди.

– Только, давай, Фрол, поедим, у меня немного хлебца есть, – Степан полез за пазуху.

– Да тут и птахе малой не хватит, – скривился Фрол, посмотрев на краюшку.

– Что есть, то и будем есть.

– Благодарствую. А погоди, скоро и я тебя угощу. Вот доберёмся только до хлебных мест, до воли.

Петровки. Макушка лета. Степан и Фрол, оборванные, чёрные от загара, обросшие, усталые, брели по пыльной дороге. Разливалась июльская жара. Солнце стояло почти над головой. Вдали на синей полоске горизонта, там, где небо встречается с землёю, воздух дрожал от зноя, словно волновался. Вот над полоской появился синий поясок, затем ещё один, третий…. У Фрола закружилась голова.