Мирон Долот - Голодомор

Чего там только не было! Я не мог поверить своим глазам, казалось, что всё происходит во сне. Здесь было всё, в чём мы нуждались, и даже больше. Здесь были вещи, о существовании которых мы даже не догадывались или никогда раньше не видели. Некоторые товары я узнал только потому, что когда-то читал о них в книгах. Всё было красиво разложено и расставлено за стеклянными витринами. Всматриваясь в это изобилие еды, я почувствовал головокружение. Много месяцев я не видел даже самых простых продуктов. Я позабыл вкус настоящего хлеба.

Теперь, везде, куда бы я ни взглянул, рядами стояла вкуснейшая еда.

Меня охватил острый приступ голода, я еле удерживался на ногах. У меня сильно сводило желудок, а горло так сдавливало, словно чьи-то руки сжимали и крутили мою шею. Я был готов заплакать, но в этот я почувствовал, как мамина рука легла мне на плечо. Она поняла моё состояние. Возможно, она испытывала те же чувства. Я взглянул на неё, она улыбнулась в ответ и тихо сказала: "Мужайся, сынок!". Эти слова успокоили меня, и дали мне силы преодолеть свою слабость.

Мы решили купить только самые основные и самые необходимые продукты, поэтому, дождавшись своей очереди у прилавка, мы, не колеблясь, быстро выбрали то, что нам нужно. Мы купили немного масла, солёной свинины, сала, две буханки хлеба, сахар и кое-что ещё, чтобы набрать точно 18 рублей. Большинство этих товаров было аккуратно упаковано в коробки, консервные банки и мешочки. К нашему изумлению мы обнаружили, что на этикетках напечатано "Сделано в

СССР". Значит, эти товары предназначались для продажи за рубежом.

Закончив с покупками, мы, как можно, незаметнее и скорее вышли из магазина и направились домой. Нас не пугала вероятность быть ограбленными в дневное время, потому что мы находились в таких же условиях, как и другие голодающие сельские жители, мы и выглядели, как они: худые и осунувшиеся, одетые в лохмотья, с нищенскими котомками за плечами. Никто в здравом уме не подумает, что в этих картофельных мешках мы несём несколько килограммов солёной свинины и других продуктов, которые для нас стали самым большим сокровищем на земле.

Уже по дороге домой мы не могли удержаться, чтобы не попробовать немного хлеба и свинины. Это было так вкусно! Мама сказала, что нам не стоит набрасываться на еду, иначе можно заболеть. Темнело, и нам было страшно возвращаться той же дорогой, что мы шли днём. Поэтому мы решили пойти на вокзал в надежде сесть на поезд, который делал остановку на станции, находившейся в пяти километрах от нашего села.

Это укоротит и обезопасит наш путь.

Оказавшись на вокзале, мы увидели подходящий к платформе товарный поезд. Невдалеке, у путей, толпились люди. Мы подошли к ним: в луже крови лежали искалеченные части человеческих тел. Кто-то сказал, что это было самоубийство: женщина, державшая на руках ребёнка, прыгнула под проходящий мимо поезд. Любопытные по одному стали расходиться, а изуродованные тела матери и ребёнка оставались лежать на том же месте, и больше на них не обращали внимания. Никто не проронил слезу и не выразил никаких чувств по поводу трагедии, все были слишком оцепеневшими.

Мы пошли к зданию вокзала. Здесь тоже было много народа. Все эти люди пришли сюда из окрестных сёл и деревень в последней надежде найти пропитание. Они надеялись, что из чувства сострадания какие-нибудь пассажиры бросят им кусок хлеба из окон походящего поезда. Кое-кто мечтал найти заработок. Были и такие, кто принёс последнее, что имел, с целью обменять на хлеб или продать за деньги.

Они сидели прямо цементной платформе, влажной от снега, выставив на обозрение "товар": национальные украинские костюмы, украшенные прекрасной ручной вышивкой, домотканые скатерти с вышивкой, вышитые полотенца и коврики. Некоторые из этих вещей годами хранились в сундуках в качестве наследства. Но сёйчас на эти ценные предметы не находилось покупателей. Проходящих поездов было немного, а местные жители хотели купить только что-нибудь съестное. Все, за исключением партийных и государственных служащих, а также дельцов чёрного рынка, страдали от голода.

Большинство людей, заполнивших зал ожидания, стремилось купить билеты куда-нибудь севернее Украины, в Россию, где не лютовал голод.

Но всё было напрасно. Власти запретили продавать билеты на поезда, идущие в Россию, украинским крестьянам, за очень редким исключением.

Только обладатели специальных справок, разрешавшим их владельцам доехать до конкретного населённого пункта, могли приобрести билет в

Россию. Тем не менее, люди испытывали судьбу. Им уже терять было нечего и сделать ничего нельзя, особенно в зимнее время, когда поля реки и леса стояли покрытыми толстым снежным покровом. И они стекались на вокзалы и железнодорожные станции, потому что в каждом проходящем поезде им виделся лучик надежды и доброй новости. Кроме всего прочего, оставалась возможность, что, несмотря на все запреты, кому-нибудь повезёт, и он сумеет пробраться на поезд, идущий на север. Их мечтам не суждено было осуществиться. Таких людей ловили и снимали с крыш вагонов, из-под вагонов, с подножек, с платформ и с бамперов.

Толпы народа, скопившиеся внутри вокзала и вокруг него, периодически окружались нарядами милиции и ГПУ. Людей, словно бездомных животных, сажали на грузовики и вывозили куда-нибудь за пределы города.

Нам повезло больше, потому что мы покупали билет не на север, а на юг. Вскоре поезд уже вёз нас по направлению к дому, но нас не переставали преследовать ужасные свидетельства голода.

В вагоне набралось совсем немного людей, ехавших в южном направлении, на Украину. Было много свободных мест. Как только мы с мамой заняли свои места, в купе зашла женщина с двумя маленькими худенькими мальчиками. Как жалко они выглядели! Их истощённые лица словно были обтянуты кожей, их выпученные глаза казались потухшими.

Они имели неопрятный вид, одежда была сильно заношенной, рваной и грязной.

Когда они сели, я заметил, что под пальто у груди женщина держала ребёнка, и что ребёнок был мёртв.

– "Это девочка" – произнесла она спокойно, не проявляя никаких эмоций. – "Она умерла вчера. Бедная моя малютка, она так хотела есть и всё время кричала… и вдруг затихла… Мы провели ночь на улице.

Они выгнали нас из зала ожидания. Было очень холодно. Мальчики спрятались ко мне под пальто как цыплята…"

Мы не знали, что её ответить и продолжали молча смотреть на неё с грустью и сочувствием. Она положила мёртвого ребёнка к себе на колени и начала разворачивать грязную рванину, в которую было завёрнуто маленькое тельце. Затем, словно вспомнив, что ребёнок мёртв, она завернула его снова, крепко прижала к себе и нежно прикоснулась своей щекой к холодному и застывшему личику ребёнка.