Мирон Долот - Голодомор

Бориса и нашей соседки-вдовы, которая жила вместе с калекой-дочерью.

Мама надеялась, что они ещё живы, и им, вероятно, нужна помощь.

Не теряя времени, мы направились к хате Бориса. Его посадили в сельскую тюрьму, а потом увезли в районный центр, с тех пор о нём не было никаких известий. Его жена Химка осталась жить с двумя детьми.

Мы часто их навещали и помогали, чем могли. Позже, с наступлением снегопадов, мы потеряли с ними всякую связь.

Подойдя к хате, мы заметили какой-то тёмный предмет, торчащим из-под снега. Это была Химка. Её тело оказалось совсем оледенелым.

Мы бросились в дом, предчувствуя самое страшное, и не ошиблись: на скамейке лежал труп её старшего сына Трофима. Его руки были скрещены на груди, глаза закрыты, и замёрзшее тело было накрыто полушубком.

Рядом с головой стояло блюдце с остатками догоревшей свечи. Должно быть, Трофим умер первым. Видимо, чтобы сохранить жизнь второму ребёнку, Химка вышла из хаты, надеясь найти помощь. Но, ослабленная голодом, она упала в нескольких шагах от хаты и умерла в снегу.

Мы ещё обнаружили самого младшего ребёнка, мальчика восьми лет. Он лежал на кровати, весь закутанный в старую одежду, и живой! Он лежал совершенно ослабленный, даже неспособный пошевелиться. Его тело окоченело и, скорее всего, обморозилось.

Нельзя было терять ни минуты, чтобы не погасла последняя искорка жизни в этом мальчишеском теле. Не оставалось времени для рассуждений и эмоций. Мы внесли тело Химки в дом и уложили рядом с умершим сыном. Ясно, что младшего мальчика надо взять с собой, если мы хотим сохранить ему жизнь. Здесь же всё вымерзло, и не осталось даже крошки хлеба. Мы осторожно переложили его на санки и привезли к нам. Мама переложила его на кровать и сказала, что с божьей помощью он может выжить.

Затем она послала нас с санками к дому вдовы и велела привезти её и девочку-калеку, если они ещё живы. Они жили близко, и мы с братом быстро добрались до их хаты.

Вдова Шевченко и её дочка-инвалид Лида тоже стали жертвами государственной политики. Несколько лет назад, когда только организовывались колхозы, её муж повздорил с представителем партии.

В завязавшемся жарком споре Шевченко обозвал коммуниста "тупым попугаем"! Это стало его концом. Его обвинили в нанесении оскорбления Коммунистической партии и сослали в лагерь на принудительные работы. Спустя год его жена получила письмо без подписи, в котором сообщалось, что Шевченко умер, работая на строительстве Беломорканала. И вдова Шевченко продолжала жить вдвоём с больной девочкой, которая была инвалидом с рождения и поэтому требовала постоянного ухода. Этой женщине приходилось работать за двоих, чтобы прокормить себя и дочку. Привязанная к дому заботой о больном ребёнке, она не могла выходить на работу в колхоз. Как жена

"врага народа", она не имела права рассчитывать на помощь. Её ничего не оставалось, как просить подаяния у своих односельчан. Когда голод охватил всех, её судьба стала решена.

Хата Шевченко оказалась совсем занесённой снегом. Нам стоило большого труда прорыть тропинку к двери и открыть её. Как только мы переступили порог, подтвердились наши самые мрачные опасения: в сенях лежало тело несчастной вдовы. Мы перенесли тело в комнату и уложили на скамью. Мы нашли её дочь Лиду лежащей на кровати, укутанной в старые лохмотья, но живой! Мы осторожно вынесли Лиду из дома, положили на санки и заторопились к нашей хате.

Дома мама по-прежнему хлопотала вокруг младшего сына Химки. Она растирала тело мальчика снегом, и что-то готовила для него в печи.

Когда мы привезли Лиду, мама кинулась к ней, а мы продолжили заниматься маленьким мальчиком. После того, как мы сделали всё, чтобы им стало удобно, мама попыталась покормить детей кашей и напоить травяным чаем. Но этого сделать не удалось. За исключением слабого и прерывистого дыхания, они не проявляли признаков жизни, лежа совершенно без движений. Когда наступила ночь, мы стали свидетелями их страшных предсмертных мучений. Лида умерла в полночь, а вскоре настала очередь и маленького мальчика.

Мы оказались в странной ситуации. В нашем доме находили тела двух мёртвых людей, которые даже не приходились нам родственниками.

Нельзя было долго держать их в доме. А похороны на кладбище могли обернуться риском для нас.

В то время считалось опасным проявлять сострадание к голодающим односельчанам, особенно к людям, как эти девочка и мальчик, объявленные государством "врагами народа". Для нас было также естественно проявить заботу о них, как, если бы мы спасали собственную жизнь. Но Коммунистическая партия расценивала это как тяжкое преступление. Тем не менее, мы решила по-христиански похоронить их тела на кладбище.

На следующее утро мы с Миколой переложили тела на санки, накрыли их и направились к центру села, где размещалось кладбище. Нам было тяжело тянуть нагруженные санки, особенно по глубокому снегу и на сильном морозе. Двигаясь вдоль дороги, мы увидели ещё несколько трупов, в некоторых мы узнавали наших соседей. Среди них попадались и незнакомцы, видимо, пришельцы из других мест в поисках хлеба. То, что все тела были занесены снегом, говорило, что они лежали здесь уже долгое время.

Мы уже почти добрались до центра села, когда навстречу нам на полном скаку вывернула упряжка лошадей, тянувшая за собой сани.

Такую роскошь могли себе позволить только представители партии и правительства. Дорога в этом месте из-за огромных сугробов по краям оказалась довольно узкой, и мы никак не могли с неё свернуть.

Несущиеся лошади остановились прямо перед нами. Сначала мы услышали только поток ругательств, доносившихся из саней, потом нам приказали отойти в сторону. Пока мы пытались отодвинуться, тяжело нагруженные санки увязли в снегу. Толкая санки, мы нечаянно сдернули покрывало.

"Ответственные работники" уставились на санки. Они вышли из саней, чтобы рассмотреть всё поближе.

Их было двое, и мы их видели впервые. Они были тепло одеты, хорошо упитанными и выглядели преуспевающими людьми, словно вышедшими из прежней жизни. Один из них, в меховой шубе, вышел вперёд и потребовал объяснить, что мы везём.

– Вы же сами видите! – ответил я, указывая на трупы.

Второй рассматривал нас с любопытством.

– Кто они, и как они умерли? – продолжал свой допрос мужчина в меховой шубе.

Что за неуместный и возмутительный вопрос! Я спокойно пояснил, что это тела наших умерших соседей. Затем, вместо того, чтобы объяснять причину их смерти, я рукой указал на трупы, которые легко можно было заметить вдоль дороги, и добавил, что в домах тоже много умиравших и уже умерших людей. Мой ответ разозлил его, и он, приблизившись к нам, сердито спросил, кто мы такие.