Георг Эберс - Уарда

Он был твердо убежден, что шайка лодырей и обманщиков, над которыми он поставлен, призвана вливать утешения в тысячи истерзанных горем сердец, осушать целые потоки слез и вселять надежду в отчаявшихся. Это убеждение и толкало его на самые решительные меры.

Вчера он видел своими глазами, как жрецы его храма с холодным безразличием выслушивали и жалобы покинутой жены, и сетования обманутой девушки, и мольбы молодой женщины, лишенной счастья материнства, и просьбы озабоченной матери, и вздохи одинокой вдовы. По лицам жрецов он видел, что они думают лишь только об одном: как бы использовать горе этих людей и выманить у них подарки для богини Хатор, или, вернее, набить свои карманы и животы.

И вот сейчас он снова приближался к тому полю, где ему предстояло выдержать немало жестоких сражений.

Перед ним лежал величественный храм, подымавшийся над долиной четырьмя террасами, и его прекрасные очертания четко рисовались на фоне охватывавшей его полукругом высокой отвесной стены из желтоватого известняка.

На тщательно выложенных постаментах стояли исполинские каменные ястребы с символами жизни, олицетворявшими сына богини – Гора, который заставляет снова расцвести все увядающее и воскрешает все умирающее.

На каждой террасе находились открытые с восточной стороны залы, и каждый из них был обнесен двадцатью двумя древними колоннами. На задних стенах были прекрасные картины и надписи, высеченные по камню резцом художника; они рассказывали о великих деяниях Хатшепсут, совершенных ею с помощью фиванских богов.

Здесь были и корабли, посланные ею в Пунт [ 101], чтобы обогатить Египет сокровищами Востока, и доставленные в Фивы чудесные дары Аравии; дома жителей страны благовоний и рыбы Красного моря были изображены четко и правдиво.

На третьей и четвертой террасе лепились к скалам небольшие строения, возведенные Хатшепсут и ее братьями – Тутмосом II и Тутмосом III. Перед ними высились высеченные в граните ворота. Здесь происходили омовения, здесь поклонялись статуям богини, приносили жертвы духу царицы и исповедовали знатных богомольцев.

В одной из боковых пристроек содержались священные коровы богини.

Подойдя к Главным воротам храма, Пентаур стал свидетелем безобразной сцены, наполнившей гневом его душу.

Какая-то женщина просила впустить ее во двор, чтобы она могла помолиться у алтаря богини за своего тяжело больного мужа, но толстый привратник грубо гнал ее прочь.

– Видишь, что там написано! – кричал он, указывая на надпись над воротами. – Этот порог может переступить лишь тот, кто чист. А для очищения человека надо окурить благовониями.

– Так взмахни же кадильницей и возьми за это серебряное кольцо – больше у меня ничего нет, – умоляла женщина.

– Одно кольцо! – возмутился привратник. – Выходит, богиня должна из-за тебя пойти по миру? Зерна анта [ 102], что идут на окуривание, стоят в десять раз дороже!

– Но у меня больше ничего нет, – повторяла женщина. – Мой муж, за которого я пришла помолиться, болен. Он не может работать, а мои дети…

– И ты собираешься кормить их, отняв у богини ее законную лепту? – спросил привратник. – А ну, живо, три кольца – или я запираю ворота!

– Сжалься, – со слезами взмолилась женщина. – Что станет с моим мужем, если Хатор не поможет ему?

– Неужто богиня обязана давать ему лекарство? – спросил привратник. – У нее заботы поважнее, чем лечить нищих. К тому же это вовсе не ее дело. Отправляйся к Имхотепу [ 103], или к самому великому Техути [ 104] – они помогают больным. А здесь не лечат.

– Я прошу лишь утешения в горе, – рыдая, сказала женщина.

– Утешения? – рассмеялся привратник, ощупывая взглядом округлые формы молодой женщины. – Утешение ты можешь получить и за более дешевую плату!

Женщина побледнела и гневно оттолкнула протянутую к ней руку.

В это мгновение между ними встал взбешенный Пентаур. Воздев к небу руки, он благословил склонившуюся ниц женщину и произнес:

– Богиня сама нисходит к тому, кто возносит ей искреннюю молитву. Ты чиста, войди во двор!

Едва успела женщина скрыться в воротах храма, как Пентаур повернулся к привратнику:

– Так вот как вы служите богине? – воскликнул он. – Вот как используете разбитые горем сердца? Давай сюда ключи! Ты лишен своей должности и завтра же отправишься пасти гусей богини Хатор!

Привратник завыл и упал на колени, но Пентаур, отвернувшись от него, вошел во двор храма и стал подниматься по ступеням в свои покои, расположенные на самой верхней террасе.

По дороге ему попадалось много жрецов. Одни просто отворачивались от него; другие, громко чавкая, что-то жевали, притворяясь, будто его не замечают. Объединившись, они решили любыми средствами выжить ненавистного им главного жреца.

Войдя в свои покои, роскошно убранные еще для его предшественника, и надевая новое облачение, он с грустью сравнивал свое прошлое с настоящим.

На какое горькое разочарование обрек его Амени!

Здесь, куда бы он ни взглянул, его всюду встречала тупая злоба и недоброжелательство. А в Доме Сети его на каждом шагу восторженно приветствовали сотни мальчиков, они доверчиво цеплялись за его одежды. Там, окруженный уважением и больших и малых, он был уверен, что каждое его слово падает на благодатную почву. Высказывая свои мысли, он чувствовал, как эти мысли обогащаются и приобретают ясность в беседах с товарищами и наставниками, наполняя его духовную жизнь новым смыслом. «Новизна исполнена таинственного очарования, – говорил он себе, – но как тяжело все же лишиться привычного!»

Он мысленно перебирал события недавних дней. Вот перед ним возник образ Бент-Анат, он становился все живее и прекраснее. Сердце его сильно забилось, кровь стремительно потекла по жилам, и, закрыв лицо руками, он стал вспоминать каждое движение царевны, каждое ее слово. «Я готова во всем следовать за тобой», – сказала она ему возле хижины парасхита. И теперь Пентаур задавал себе вопрос: достоин ли он быть ее руководителем в жизни?

Он, правда, посягнул на древние обычаи, но отнюдь не для того, чтобы нанести этим ущерб Дому Сети, который был ему бесконечно дорог, а стремясь озарить лучом нового света его мрачные покои. «Делая то, что твердо считаешь правильным, можно заслужить осуждение людей, но не богов», – говорил он себе.

Глубоко вздохнув, он вышел на террасу с непреклонной решимостью и здесь, в этом храме, всегда быть справедливым, сделать этот храм оплотом правды. «Мы, люди, причиняем другим страдания, уже появляясь на свет, и горе, покидая его, – думал он. – А потому наш долг, пока мы живы, – искоренять страдания и сеять радость. Много слез предстоит нам осушить! Итак, за дело!»

На верхней террасе Пентаур не нашел никого из своих жрецов. Все они собрались внизу и слушали рассказ привратника, открыто разделяя его негодование. Пентаур знал, против кого они негодуют!