Георг Эберс - Уарда

Твердым и решительным шагом спустился он к ним и сказал:

– Я изгнал этого человека из нашей среды, ибо он нас позорит. Завтра он покинет храм.

– Я ухожу сейчас же! – заявил привратник. – И по поручению святых отцов, – при этом он оглядел собравшихся, которые ответили ему одобрительными взглядами, – спрошу верховного жреца Амени, будет ли нечистым и впредь дозволено входить в этот храм.

Он был уже у самых ворот, когда Пентаур, преградив ему путь, с суровой решимостью в голосе сказал:

– Ты останешься здесь завтра, послезавтра, всегда и будешь пасти гусей, пока я не сочту нужным простить тебя.

Привратник вопросительно посмотрел на жрецов. Никто не шевельнулся.

– Ступай к себе! – крикнул Пентаур, наступая на него. Привратник повиновался.

Пентаур запер дверь и, отдав ключ одному из прислужников, сказал:

– Ты будешь исполнять его обязанности. Сторожи этого человека хорошенько, если он сбежит, завтра я и тебя заставлю пасти гусей. Взгляните, друзья мои, как много молящихся у наших алтарей! Идите к ним и исполните свой долг. Я же пойду в исповедальню, дабы выслушивать страждущих и утешать их.

Жрецы разошлись и направились к богомольцам.

Пентаур снова поднялся по лестнице и вошел в тесную исповедальню, разделенную занавеской на две части. На стене исповедальни была изображена Хатшепсут, прильнувшая к сосцам коровы Хатор [ 105] и сосущая молоко вечной жизни. Едва Пентаур успел сесть, как один неокор [ 106] доложил ему о прибытии какой-то знатной госпожи. Кто она, он не знает, потому что лицо ее скрыто покрывалом. Носильщики ее паланкина тоже закутаны с головы до ног. Она потребовала, чтобы ее провели в исповедальню.

Слуга передал Пентауру табличку от главного жреца большого храма Амона, что на том берегу Нила, дающую посетительнице право вместе с рехиу [ 107] входить во внутренние покои храма и разговаривать со всеми жрецами, даже с посвященными в таинства.

Пентаур ушел за занавеску и с каким-то непонятным беспокойством стал ожидать незнакомку. Это ощущение было непривычным для него, уже много раз выслушивавшего исповеди. Амени посылал к нему даже самых знатных сановников, когда они обращались в храм Сети за толкованием своих сновидений.

Высокая женщина вошла в тихую и душную каменную каморку и, преклонив колена, погрузилась в молитву перед изваянием Хатор. Сидевший за занавеской Пентаур воздел руки к небу и обратился с мольбой к высшему божеству ниспослать ему силу и мудрость, дабы правильно ответить на самый сложный вопрос. Когда он опустил руки, женщина подняла голову. Вот она встала и сбросила с себя покрывало… Это была Бент-Анат!

Не находя себе места от волновавших ее чувств, она пришла к богине Хатор, ведающей всеми тайнами женского сердца и держащей в своих руках ту нить, которая связывает мужчину с женщиной.

– Великая владычица небес, – громко молилась Бент-Анат, – многоименная и прекрасноликая золотая Хатор, ведающая скорбь и блаженство, настоящее и будущее! Снизойди к твоей дочери и вложи в уста слуги твоего добрый совет. Мой отец велик, благороден и правдив, подобно божеству. Он советует мне – он не принуждает меня, а только советует – последовать за человеком, которого я никогда не смогу полюбить. Я встретила другого, не знатного родом, но великого умом и дарованиями.

Пентаур, не в силах вымолвить ни слова, внимал молитве царевны. Остаться ли ему скрытым от нее и подслушать ее тайну? Или же выйти и показаться ей? Гордость громко говорила ему: «Сейчас она назовет твое имя! Ты – избранник этой прекраснейшей, замечательной женщины!» Но в нем звучал и другой голос, которому он приучил себя внимать, смиряя свои порывы: «Не дай неведающей произнести то, чего она устыдилась бы, если б ведала!»

Покраснев, он раздвинул занавес и вышел к Бент-Анат.

Она отшатнулась от него е испуге.

– Кто это? Ты, Пентаур, или же один из богов? – вскрикнула она.

– Я Пентаур, – сказал он твердо. – Я человек со всеми слабостями, присущими роду его, но исполненный стремления к добру. Оставайся здесь, излей твою душу перед нашей богиней. И да будет вся моя жизнь молитвой за тебя!

Пристально взглянув ей в глаза, он с такой стремительностью бросился к выходу, словно убегал от смертельной опасности.

Бент-Анат остановила его.

– Дочь Рамсеса не нуждается в оправдании своего прихода в этот храм, но девушка Бент-Анат, – при этих словах лицо ее вспыхнуло, – ожидала встретить здесь не тебя, а старого Руи: она жаждала его совета. А теперь оставь меня, я буду молиться.

Бент-Анат снова упала на колени, а Пентаур вышел.

Когда царевна через некоторое время покинула исповедальню, с южной стороны той террасы, где она находилась, послышались громкие возгласы. Бент-Анат поспешила к ограде.

– Да здравствует Пентаур! – доносилось снизу. Пентаур подбежал к дочери фараона. Оба они, стоя рядом, на виду у всех, смотрели вниз, в долину.

– Слава Пентауру! – еще громче послышалось оттуда. – Слава нашему учителю! Возвращайся в Дом Сети! Долой преследователей Пентаура! Долой наших угнетателей!

Юноши, предводительствуемые Рамери и юным Анана, узнав, куда сослан поэт, сбежали из Дома Сети, чтобы выразить ему свою преданность. Рамери, стоя в первом ряду, радостно кивнул своей сестре, а Анана выступил вперед, чтобы обратиться с речью к любимому наставнику. Это была торжественная, хорошо заученная речь, полная заверений в том, что, если Амени откажется вернуть Пентаура в храм Сети, они все будут просить своих отцов перевести их в другую школу.

Молодой ученый говорил хорошо, и Бент-Анат не могла удержаться от знаков одобрения, слушая его пылкую речь. Но лицо Пентаура все более мрачнело, и не успел его любимый ученик кончить речь, как он строго прервал юношу.

Сначала голос его звучал осуждающе, затем грозно, но, как ни старался он, в словах его не было гнева – они были пронизаны глубокой болью.

– Поистине мне приходится лишь пожалеть о каждом своем слове, сказанном вам в свое время, если они толкнули вас на этот безрассудный поступок, – закончил он. – Вы рождены во дворцах, так учитесь же повиноваться, чтобы потом уметь повелевать. Назад в школу! Ах, вы еще колеблетесь? Ну, так я позову сейчас моих стражников и буду гнать вас до самого Дома Сети. Как вы не понимаете, что подобные славословия не делают чести ни мне, ни вам!

Удивленные и разочарованные, ученики не посмели перечить Пентауру и нехотя повернули обратно.

Бент-Анат, встретив взгляд брата, в недоумении пожимавшего плечами, опустила глаза, затем снова подняла их и робко, с уважением взглянула на поэта. Это длилось одно лишь мгновение, так как глаза ее тотчас же снова обратились к долине, где клубились густые облака пыли, слышался конский топот и стук колес. Тотчас же вслед за этим около храма остановилась колесница Сефта, главы астрологов, и повозка с вооруженными с ног до головы стражниками из Дома Сети.