А. Сахаров (редактор) - Александр I

– А ты не волнуйся, Анна, – тебе это вредно.

– Мне сегодня так хорошо, Марта! Я… я не чувствую никакой боли.

Послышался стук подъехавшего экипажа.

– Слава Богу!.. Кто-то подъехал к воротам.

Марта встала и посмотрела в окно.

– Кто, кто приехал? – меняясь в лице, спросила больная.

– Анна, Анна, ведь это твой отец вернулся и с ним какой-то красавец офицер. Это, верно, князь…

Марта не ошиблась: с приехавшим домой стариком Гофманом был князь Сергей Гарин. Они без особых приключений благополучно доехали до фермы.

– Князь мой, Сергей! – Анна хотела встать и броситься навстречу приехавшим, но от волнения она бессильно опять опустилась на кресло.

– Анна, милая, дорогая моя Анна!

Князь чуть не плача целовал исхудалые руки молодой девушки.

А старый Гофман и Марта тихо плакали.

– Ты опять, опять со мной, милый! – отвечая на ласки молодого князя, счастливым голосом говорила Анна.

– Да, да, голубка, я опять с тобою. Теперь уже нас никто не разлучит!

– Отец, ты плачешь? Зачем слёзы?

– От радости, Анна. Я так рад, так рад твоему выздоровлению.

– Ах, Серёжа, как я подурнела! Эта болезнь состарила меня.

– Напротив, милая, напротив.

– Ах, мои милые, мои добрые! Я так рада, так беспредельно счастлива! Вы все, близкие моему сердцу, со мною. Сергей и ты, отец, и Марта… Вот так и прожить бы всю жизнь с вами, не расставаясь. Господи, как хорошо! – говорила молодая девушка, попеременно обнимая своего жениха, отца и Марту.

– Мы и не расстанемся, – ответил князь.

– Нет, князь, – я знаю, тебе скоро надо вернуться опять в армию: война… Я и то удивляюсь, как тебя отпустили.

– Есть верные сведения, что война скоро окончится. Будет заключён мир, и тогда, моя дорогая, мы навеки с тобой соединимся.

– Не поздно ли, милый?

– Анна, что ты говоришь!

– Говорю, что чувствую; ведь ты и сам знаешь – чахотка неизлечима. Я только поправилась на время…

– Полно, полно, Анна! Я увезу тебя на юг, в Италию, будем лечить, и ты окончательно выздоровеешь.

– А мне, Сергей, так не хочется теперь умирать, когда я узнала, что ты меня любишь…

– Анна, могла ли ты сомневаться?

– Прости, милый, но Цыганов так уверял меня. Он дурной человек…

– И ты могла поверить этому мерзавцу?

– Нет, я ему плохо верила. Но это письмо!.. Оставим вспоминать про старое. Теперь я счастлива, безмерно счастлива. Я увидела тебя. Ведь ты меня любишь?

– Зачем спрашиваешь!

– Да, да, я вижу, мне этого довольно; что будет впереди – я не знаю, но теперь, повторяю, я счастлива.

Не много князю Гарину пришлось побыть на ферме старого Гофмана; он торопился обратно в армию: срок, данный ему главнокомандующим, истекал. Анна не удерживала его: она понимала святость долга каждого верноподданного.

– Поезжай, милый, ты нужен на война Я буду просить Бога, стану молиться. Бог тебя сохранит на войне, – говорила молодая девушка, кладя свою руку на плечо князя. – Осенью с отцом мы едем в Италию.

– Да, да, Анна, непременно поезжай; тёплый климат для тебя необходим. Ты моя невеста, и я на правах жениха хочу вручить тебе денег на это путешествие.

– Зачем? У отца есть деньги.

– Я хочу, милая, чтобы ты ехала на мои деньги. Ты не откажешь, да?

Гарину нелегко было упросить Анну; наконец она согласилась.

– Жаль, что здесь нет близко русского священника! Он бы нас благословил, – проговорил князь Сергей.

– Нас, милый, Бог благословил!

– И как только окончится война, я прямо приеду к тебе, в Италию. Ты позволишь? – любовно поглядывая на свою больную невесту, спросил князь.

– Что спрашиваешь! Знаешь ли, милый, ведь до твоего приезда я чуть не умерла – так была я плоха. Но мысль, что ты приедешь, воскресила меня. Я стала поправляться.

– Ты выздоровеешь, Анна, я надеюсь.

– Если мне суждено быть твоею женою, то выздоровею!

Перед отъездом князь Сергей Гарин долго говорил с Гофманом; он просил старика как можно лучше беречь дочь, не жалеть денег для её излечения, употреблять все усилия к восстановлению её здоровья.

– Напрасно, князь, вы об этом просите: Анна мне дочь, и я её так глубоко люблю. Её смерть отнимет у меня всё. Но я надеюсь – Бог правосуден и не захочет лишить меня единственной отрады.

Сергей Гарин горячо простился со своею невестою и с её отцом. При расставании Анна не плакала – она надеялась на скорое с ним свидание.

– До свидания, Серёжа; я не говорю «прощай», надеюсь скоро с тобою свидеться… Я буду ждать тебя, милый, – говорила молодая девушка, обнимая своего жениха. – Буду считать дни и часы…

Жди, дорогая Анна, я скоро за тобой приеду… Увезу тебя, голубка, в Россию, обвенчаемся…

– О, если бы это так было!.. Быть твоей женой, ведь это такое счастие… Такое счастие…

– Мы оба будем счастливы, Анна. Нас ожидает большое счастие…

Князь Сергей Гарин уехал.

Анна стала быстро поправляться от тяжёлой болезни, и на ферме старого Гофмана потекла жизнь обычным чередом.

Наполеон находился в замке Финкенштейн и задумчиво сидел у открытого окна. Несмотря на радостное известие о взятии Данцига, лицо его было пасмурно, и он бесцельно смотрел на расстилавшийся перед ним красивый ландшафт. Он отошёл от окна и позвал своего любимца Дюрока.

– Вы звали, государь? – спросил, подходя, Дюрок.

– Да, Дюрок, ты видишь, мне скучно.

– Вижу, ваше величество, и сердечно сожалею об этом.

– Ты догадываешься о причине моей скуки?

– Смерть маленького Наполеона так вас растрогала, государь!

За день перед этим Наполеон получил печальное известие о смерти восьмилетнего племянника, сына своего брата Людовика, которого он думал объявить наследником французской империи.

– Ты отчасти прав, Дюрок. Маленький Наполеон был моим любимцем, я привык считать его своим наследником – он был одной со мной крови. Я возлагал на него надежды. Безжалостная смерть унесла его.

– Ваше величество, вероятно, императрица Жозефина имеет более причин сожалеть о маленьком Наполеоне. Я думаю, государь, его смерть будет для неё очень печальным событием, потому что ваше величество теперь увидите необходимость иметь законного наследника. А императрица бездетна…

– Ты слишком проницателен, мой милый, – прерывая своего любимца, громко проговорил Наполеон.

– Государь, вся Франция любит и обожает императрицу. Все привыкли к её доброте и великодушию.

– О, я знаю, Дюрок, ты принадлежишь к приверженцам Жозефины! – воскликнул император. – Она хорошая, добрая, я это знаю, и если бы она дала мне наследника, я бы никогда, никогда с ней не расстался. Но сама судьба идёт против неё. Однако, милый Дюрок, оставим говорить про то, что будет; надо говорить о настоящем.

– Я слушаю, ваше величество!