А. Сахаров (редактор) - Александр I

– Знаешь ли ты, мне надоела война.

– Но, государь, вы ещё не докончили ваши победы.

– Ты прав, тысячу раз прав. У прусского короля осталась ещё одна крепость, которую надо непременно взять… Да, мы не окончили ещё наши победы, и наши храбрые солдаты, погребённые под снегом Эйлау, должны быть отомщены. Знаешь ли ты, Дюрок, чего я хочу? – быстро спросил у своего любимца Наполеон, смотря ему прямо в глаза.

– Нет, государь, – тихо ответил тот.

– Я… я хочу, чтобы солнце Аустерлица и Йены осветило скучные русские поля и равнины. Я хочу смирить Александра! Я покажу ему, что значит угрожать мне и со мной не соглашаться! Я уверен, что моё знамя будет развеваться над Московским Кремлём! Свет принадлежит мне! И горе тому, кто станет на моём пути. Как червяка, я раздавлю его! – хвастливо крикнул Наполеон и быстро зашагал по своему кабинету.

Вошёл первый министр императора – Талейран. [64]Когда-то был он католическим священником, потом сделался министром республики, а далее стал приближённым Наполеона.

– А, ты кстати, Талейран. Мы говорили с Дюроком про войну, – встретил его Наполеон.

– Вы хотите сказать, государь, про ваши победы?

Хитрый Талейран знал, что Наполеон любит лесть, и при всяком удобном случае старался превозносить его военный гений; он выставлял Наполеона каким-то полубогом.

– Талейран, ты мне льстишь! Но это в сторону. Слушай, я не хочу прекращать войну. Пруссия у моих ног. Одна только Россия не хочет передо мною смириться. Но я заставлю! Мои храбрые солдаты помогут мне. И Россия так же, как и Пруссия, будет у моих ног.

– В этом, государь, никто не сомневается. И тогда, ваше величество, будете победителем всей Европы, – сказал Талейран.

– А Англию я сотру с лица земли. И тогда, господа, вернёмся мы отдыхать в Париж, в эту всемирную столицу, увенчанные лаврами, – хвастливо проговорил Наполеон и, приказав подавать лошадей, поехал в. сопровождении Дюрока и Талейрана к своим солдатам.

На обоих берегах реки Алле, вблизи Гейльсберга, двадцать девятого мая 1807 года произошло сражение между русской армией и французской. В этом сражении беспримерной храбростью отличился Багратион; под ним была убита лошадь, пули и картечи дождём сыпались вокруг героя. Атакованный Мюратом с фронта и обходимый Сультом, князь Багратион принуждён был отступить. Французы быстро преследовали наших, но были остановлены батарейным огнём. Далее произошёл жестокий рукопашный бой; французы, несмотря на то, что ими руководил сам Наполеон, не выдержали и побежали назад и были атакованы с фронта князем Горчаковым и генералом Дохтуровым. Почти весь батальон наполеоновских гвардейцев был убит. Один из французских полков принуждён был уступить русским свой полковой орёл; много пленных французов было взято нашим войском. У Наполеона выбыло из строя тринадцать тысяч человек убитых и раненых; но не легко досталась нам победа под Гейльсбергом: раненых и убитых насчитывали до шести тысяч человек; в том числе был убит храбрый генерал Варнек и ранено несколько генералов.

В этом сражении участвовал и Пётр Петрович, а также и Надежда Андреевна Дурова; несмотря на «жестокое дело», они не были ранены. В атаке один кавалерист-француз подскакал к Дуровой и занёс над её головой свою тяжёлую саблю, но Зарницкий подоспел и убил из пистолета француза.

– Пётр Петрович, вы мой спаситель! Я обязана вам жизнью, – с чувством благодарности проговорила отважная женщина, крепко пожимая руку подполковника.

– Ну, вот ещё выдумали… На войне это не принимается в расчёт… Всякий на моём месте сделал бы то же самое.

– Я буду этот день помнить во всю мою жизнь.

– Что же, помните, ваше дело…

По окончании сражения Дурова зашла в барак Зарницкого, чтобы ещё раз благодарить его за спасение жизни; она застала Петра Петровича лежащим с длинным чубуком в руках; при входе Дуровой он быстро вскочил с кровати и стал оправлять свой мундир.

– Пётр Петрович, ваше обращение совсем переменилось. Вы стали меня чуждаться. А я хотела бы, чтобы вы, мой добрый, были со мной по-прежнему, – проговорила Дурова.

– Этого нельзя-с, – ответил ей Зарницкий. – Теперь смотрю я на вас как на женщину, – добавил он, подвигая Дуровой табуретку.

– Теперь разве я не могу считать вас за моего лучшего друга? Вы не хотите моей дружбы, Пётр Петрович?

– Я этого не говорю-с. Быть другом такой женщины, как вы, – большое счастие.

– Никак вы пустились в комплименты?

– Я отроду никому не говорил комплиментов.

– А мне сделали исключение? – улыбнулась Дурова. – Спасибо вам, – добавила она, крепко пожимая руку у Зарницкого.

– Я говорю то, что чувствую.

Беседа их была прервана приходом ординарца князя Багратиона; ординарец подал Петру Петровичу приказ немедленно выступить с своим эскадроном к Фридланду и вытеснить оттуда неприятеля.

– Скажите князю, что будет исполнено, – проговорил Зарницкий и стал готовиться.

– Разрешите мне, Пётр Петрович, участвовать в этом деле, – обратилась к нему Дурова.

– Помилуйте, как же это?

– Пожалуйста, Пётр Петрович!

Но вы забываете всю опасность, – возражал ей Зарницкий.

– Вы сами знаете: я опасностей не боюсь.

– Знаю-с, вы – герой. Согласен, можете ехать. Извольте приготовиться.

– Вот спасибо, дорогой Пётр Петрович! – обрадовалась Дурова. – Что вы на меня так смотрите?

– Удивляюсь вашей храбрости… Вы не женщина – вы герой!

– Я так часто слышу от вас это, дорогой мой Пётр Петрович!

– Я готов тысячу раз повторять это… Вы заслуживаете похвалы.

Беннигсен с армиею продолжал своё движение к Фридланду. Город был занят французами. Зарницкий с пятью эскадронами улан должен был вытеснить из Фридланда неприятеля. Храбрый подполковник первым устремился в город; от него не отставала и кавалерист-женщина Дурова. Лишь только Пётр Петрович въехал на мост, во главе эскадрона, как увидал, что мост в середине разобран; град пуль посыпался на него с другого берега, пока поправляли мост. Зарницкий положил на отверстие доску и в сопровождении трубача и нескольких улан перебежал на ту сторону моста; мост был поправлен, и храбрецы-уланы ворвались в город и после кровавой схватки выбили из Фридланда французов, взяв в плен несколько офицеров и солдат. Русские войска расположились вблизи Фридланда, на левом и на правом берегу реки Алле. Наш главнокомандующий был болен и по совету врачей, чтобы хоть немного успокоиться, поехал ночевать в Фридланд. Это было накануне большого сражения при Фридланде, которое решило и кровавую войну.

На шестой неделе Великого поста князь Владимир Иванович Гарин с княгинею и дочерью отправился в Каменки. Туда же на Пасху обещал приехать жених княжны Софьи – Леонид Николаевич Прозоров. Николай Цыганов не поехал в княжескую усадьбу, несмотря на приглашение старого князя; он отговорился тем, что не может оставить Москвы по причине одного денежного предприятия.