А. Сахаров (редактор) - Александр I

Едва занялась заря второго июня, как завязалась сильная перестрелка в передовых цепях у Фридланда, на берегах маленькой жалкой речонки Алле. Две враждующие армии сошлись здесь. Силы были неравны. Неприятельскою армией командовал гений, «великан мира» – нашими солдатами руководил больной, усталый полководец Беннигсен, страдавший каменной болезнью; от страшной боли он едва мог сидеть на лошади.

Едва стало рассветать, Наполеон, в своём неизменном сюртуке и в треуголке, в сопровождении опытных маршалов Сульта, Ланна, Мюрата и других, объезжал позиции. Громко приветствовали солдаты своего императора.

Наполеон делает распоряжение, и начинается жаркая, кровопролитная битва. Особенно горячо было сражение на нашем левом крыле, у густого леса.

Не располагая атаковать неприятеля, Беннигсен не хотел и отступать. Он считал отступление противным достоинству русской армии, имея против себя, как он думал, неприятеля малочисленного.

В полдень Наполеон отдал приказание торопиться к самому Фридланду.

Наполеон удивился невыгодному расположению нашей армии.

– Не понимаю, чего Беннигсен хочет? Конечно, в каком-нибудь месте скрытно стоят у него другие войска. Надо разузнать, – проговорил Наполеон и послал свитских офицеров в разные стороны для обозрения местности.

Канонада началась с трёх часов утра.

«Кажется, наступает генеральное сражение. Оно может продлиться два дня. Оставьте Сульта против Кенигсберга и спешите к Фридланду с резервною конницею и корпусом Даву. Если я замечу, что русская армия многочисленна, то, может быть, в ожидании вас, ограничусь канонадою».

Так писал Наполеон Мюрату и сам руководил армией и показывал ей места.

– Ваше высокопревосходительство, неприятель приближается! – доносили Беннигсену офицеры; они поставлены были для наблюдения на одной из Фридландских высот.

– Что же, пусть их приближаются, мы их встретим, – хладнокровно ответил главнокомандующий.

«Беннигсен бездействовал, невзирая на получаемые им донесения о скоплении против нас больших сил». Главнокомандующий не выезжал из Фридланда и, наконец, убедившись в опасности своего положения, отдал приказ отступить на правый берег Алле. И, согласно распоряжению Беннигсена, князь Багратион приказал задним войскам отступить. Едва только наши солдаты тронулись, как страшный залп из двенадцати пушек потряс воздух. Это был сигнал маршалу Нею начать атаку. Багратион переменил фронт левым крылом назад. Русские батареи грянули картечью. Неприятель дрогнул и смешался. Багратион подвигался вперёд, пользуясь минутным успехом. Но положение дел вдруг переменилось: французская артиллерия открыла страшный, убийственный огонь. Посланная на помощь русская конница была осыпана огнём из неприятельских батарей, принуждена была обратиться назад и тем умножила смятение нашего войска. Картечь рвала ряды наши, а между тем французские колонны вышли вперёд одна за другою, восклицая: «Да здравствует император!»

Наши генералы Багговут [65]и Марков [66]были сильно ранены.

«Князь Багратион обнажил шпагу, что он делал очень редко. Московский гренадерский полк теснился вокруг героя, желая заслонить его от смерти. Не о личном спасении думал Багратион. Он напомнил гренадерам Италию и Суворова. При его голосе, при воззвании великого имени Суворова, московцы бросались вперёд, но без единства, и погибали. Сила всё ломала. До какой степени был губителен неприятельский огонь, направленный на войска князя Багратиона, видно из показаний французов: они пишут официально, что было выпущено под Фридландом две тысячи пятьсот шестнадцать боевых снарядов, триста шестьдесят два с ядрами, все другие были картечные». [67]

Герой Багратион наконец вошёл в Фридланд, зажёг предместье и стал переправлять войска за реку Алле.

– Боже, сколько крови, – говорила Надежда Дурова, в числе прочих переправляясь через мост из Фридланда.

– Пожар, мост горит! – крикнул кто-то.

К несчастию присоединилось другое. Мосты через реку Алле, по которым должны были переходить наши солдаты, были зажжены по ошибочному приказанию, привезённому одним адъютантом начальнику мостов.

– Что, барынька, невесело! – сказал Дуровой Пётр Петрович, подскакивая к ней.

– Ужасно! Это какой-то ад! – ответила она.

– Хорошо распоряжение! Мосты подожгли! Это чёрт знает что такое! Эй, не напирай! Кто мостом, кто вплавь! – громко кричал Зарницкий своим уланам. – Вы, барынька, от меня не отставайте! А то как раз утонете! – обратился он к Дуровой.

Мостов уже не было – они сгорели; произошёл страшный беспорядок; солдаты кидались в реку, стараясь переплыть на другую сторогу; офицеры отыскивали брод. Много народу потонуло.

Наконец брод был найден. Войска устремились в реку под рёв батарей французских и наших, поставленных на правом берегу Алле.

Наполеон выиграл сражение под Фридландом, но не легко досталась эта победа. Свидетель боя, английский генерал Вильсон говорит следующее: «Мне не достанет слов описать храбрость русских войск. Они победили бы, если б только одно мужество могло доставить победу. Офицеры и солдаты исполняли свой долг самым благородным образом. В полной мере заслужили они похвалы и удивление каждого, кто видел фридландское сражение».

Под Фридландом убито и ранено до десяти тысяч человек убит генерал Мазовский, [68]а генералу Сукино [69]оторвало ногу.

Наша армия, по окончании сражения, переправилась через реку Алле и грустно двинулась к Велау.

В конце Пасхи в Каменки приехал Леонид Николаевич Прозоров с матерью. Он застал старого князя в страшном горе. Уже два дня прошло, как княжна Софья была похищена злоумышленником, и тщательные розыски ни к чему не привели – княжна как в воду канула.

– Скажите, князь, что случилось? Где же княжна? – спрашивал Леонид Николаевич.

– Не спрашивайте лучше, Леонид Николаевич! Софьи уже два дня как нет: на неё в нашем лесу напали какие-то разбойники и увезли, – чуть не плача, ответил Владимир Иванович.

– Что вы говорите, князь! Что вы говорите! – побледнев как смерть, воскликнул Прозоров.

Князь рассказал молодому человеку о постигшем их несчастии.

– Надо было сейчас же за негодяями послать погоню.

– Несколько отрядов было послано.

– Ну и что же?

– Посланные возвратились с ответом, что похитителей и след простыл, – печально ответил старый князь.

– Боже, что же делать! – с отчаянием проговорил Прозоров, закрывая лицо руками.

Он так спешил в Каменки, думал, что ждёт его счастие. Свадьба их назначена была после Пасхи, на Красную горку. И вдруг почти накануне свадьбы княжну похищают! Все надежды Прозорова рушились. Горе молодого человека было велико; его старушка мать, сама плача, старалась утешить и успокоить любимого сына.