Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы

Она закрыла глаза, и ей почудилось, будто низкорослые сибирские лошадки несут ее в пустоту, будто ее приключения никогда не кончатся, будто она уже приехала и по приезде вдруг оказалась совсем одна во вселенной без цвета, без запахов, без звуков… Из тревожного полузабытья ее вырвал низкий голос:

– Барыня! Барыня! Что с вами?

Софи встрепенулась, остановила благодарный взгляд на выдубленном солнцем лице Никиты. Лучшего спутника и пожелать было невозможно: этот молодой крестьянин так предупредителен и так скромен одновременно!

– Устала немножко, – улыбнулась она.

– Вы такая бледная! Может быть, хотите остановиться ненадолго?

– Нет-нет, ни в коем случае! Пустяки, ничего страшного! Поехали, поехали быстрее!.. Нам нельзя терять времени!

Местность, по которой тянулась лента дороги, была холмистой и пустынной. Изредка открывалась поперечная ложбина, где темною волной развертывался лес. Затем они выехали в степь – нежно-зеленую, освежающую взгляд, как освежил бы иссохшее горло глоток прохладной воды. В высокой траве трепетали головки цветов – желтых лютиков, сиреневых ветрениц, голубых скромниц-незабудок… Рожок пастуха хриплым зовом порой нарушал тишину. Показались сооруженные вдоль откоса времянки переселенцев. Из-под крышки пристроенного над костром котла валил пар. Мужики в лохмотьях, приложив руку козырьком ко лбу, смотрели, как проезжает мимо карета. Еще две или три версты – и вот уже несколько жалких избушек теснятся справа от дороги. Софи уже навидалась таких деревушек – наверное, не меньше тысячи промелькнуло за время пути: почерневшие и покосившиеся бревенчатые домики, палисадники, заросшие крапивой, колодец с длинным шестом-рычагом… он называется здесь «журавль», кажется… им воду качают… маленькая выбеленная церквушка с капустно-зеленой крышей и металлическим куполом… Свиньи, похожие на диких кабанов, – желтые, поджарые, мохнатые – валяются в канаве… Потревоженный гусь пытается взлететь… Оборачивается и глядит вслед карете священник – бородатый, как пророк, а глядит удивленно, как дитя… А вот уже и нет никакой деревушки…

Проехали еще один большой перегон с равниной и лесами, и на горизонте, куда вела пыльная дорога, снова возникло поселение. Лошади ускорили бег, ямщик приосанился, Никита расправил складки рубахи под кушаком. Почтовая станция!

Вход туда был отмечен столбом, на котором чередовались белые и черные полосы. Деревянный дом, к двери вели несколько ступенек, над этим крылечком – навес…

К счастью, свободная тройка тут имелась, и смотритель поклялся даже, что дает Софи лучших своих лошадей: «Настоящие орлы, настоящие степные орлы, барыня! Вот увидите!» – Софи дала ему рубль на чай: тем лучше, если полетим, как на крыльях. Конюх тем временем распрягал усталых лошадей – сейчас им дадут передохнуть двадцать минут, а потом ямщик сядет верхом на одну из них, остальных поведет за собой на поводьях, и они потихоньку двинутся к той почтовой станции, откуда прибыли. Там животным и предоставят положенные пять часов отдыха, прежде чем их снова запрягут и они опять побегут знакомым уже маршрутом.

Укрытая одеялом из пыли карета была похожа на экипаж-призрак. Никита проверил, хорошо ли закреплен багаж, а теперь наблюдал за тем, как смазывают оси. Софи в это время вписала свое имя в реестр путешественников, огляделась. Общая зала была здесь точно такой, какие им были знакомы по всем станциям, где они останавливались: стол с подсвечником; четыре стула; обитые мягкой тканью скамьи для тех, кто остается ночевать; икона в углу; схема проезда от станции к станции с указанием расстояния между ними и стоимости: полторы копейки за версту, считая за одну лошадь; портрет Александра I – видимо, изображение нового государя еще не добралось до этих далеких краев… Из самовара валил пар. Софи выпила чашку обжигающего чая, съела два сваренных вкрутую яйца с кусочком черного хлеба и послала за Никитой, чтобы он тоже перекусил. Слуга явился – широкоплечий, с совершенно ребяческим выражением лица. Он отказался садиться в присутствии барыни, но – сильно покраснев от смущения – согласился разделить с нею трапезу. Надетая на Никите крестьянская рубаха, туго перехваченная в поясе, хоть и вылиняла, но все равно пока еще своим кирпично-красным оттенком, по контрасту, подчеркивала небесную голубизну глаз молодого человека. В пути лицо его загорело и обветрилось, волосы и брови выцвели почти до белизны, губы покрылись трещинками. Только он успел вытереть рот рукавом, станционный смотритель объявил:

– Экипаж подан!

Сибирские лошадки на этот раз попались такие горячие, что конюхам пришлось придерживать их за морды, чтобы стояли спокойно. Софи и Никита легко поднялись в карету, позаботившись о том, чтобы не дрогнули оглобли. Ямщик сел на свое место, и только тогда конюхи, придерживавшие упряжку, отошли в сторону. Получившая свободу тройка рванула вперед с ураганной скоростью. И все понеслось, все заплясало, все затрещало вокруг под стук копыт и перезвон под дугой… Некоторое время спустя лошадки, опомнившись от первого порыва счастья, чуть успокоились, пошли медленнее, ямщик уже мог управлять ими. Эти красавицы в сбруе из веревок и кожаных ремешков, с лохматой серой шерстью, с развевающимися по ветру гривами, легко взлетали на холмы и даже почти не теряли скорости на подъемах, один лишь коренник порою чуть упирался задними ногами, чтобы можно было выдержать вес кареты.

– Слушай, у экипажа ведь есть тормоза! – крикнула Софи ямщику. – Почему же ты не используешь их?

– Ох, барыня, нету надежнее тормозов, чем лошадиная задница! – ответил тот.

Никита бросил на хозяйку, которая, правду сказать, и бровью не повела, обеспокоенный взгляд: он очень переживал, когда кто-то позволял себе при ней грубые слова, сам никогда не употреблял их и вообще стремился к тому, чтобы оградить ее от неприятных встреч, уберечь от палящего зноя и лютых морозов, сделать так, чтобы она не уставала, не печалилась, не тревожилась ни о чем… И как только это хрупкое с виду создание выдерживает все тяготы поездки? Но – подумать только! – даже после такого трудного, такого долгого и утомительного путешествия она оставалась не менее элегантной, чем была в столице. На Софи было сейчас платье в черно-серо-вишневую шотландскую клетку, соломенная шляпка с вуалью, концы которой завязывались под подбородком. Зонтик покоился на коленях молодой женщины. Она заметила, что Никита исподтишка разглядывает ее, и улыбнулась: все-таки приятно, когда тобою так восхищаются…

– Смотри-ка, пейзаж чуть-чуть оживился! – сказала Софи.

Холмы, все в соснах и березах, уходя в бесконечность, вдали выглядели кудрявыми зелеными барашками… Дорогу то и дело пересекали реки и речки – притоки Оби. Над некоторыми были построены деревянные мосты, другие приходилось переезжать вброд, вода кипела тогда вокруг колес и лизала ступеньки… Стоило упряжке немного замедлить бег, как на путешественников налетали тучи комаров – Никита пытался отогнать их, размахивая веткой с листьями перед лицом Софи.