Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы

Улыбка странно смотрелась на его утомленном, мрачном лице. Неужели не сердится? И готов признать свое поражение? Эта утешительная перспектива укрепила Николая в мысли, что болезнь не прошла для отца бесследно.

– Да, – продолжал тот. – Война сделала тебя мужчиной. Ты получил право убивать, завоевал право жениться по своему усмотрению. Что воля отца против катастрофы, которая перевернула мир! Я больше ничего не значу для тебя!

– Нет, батюшка…

– Ладно, прочь любезности, теперь решаю не я, ты. Я должен привыкать к этому. В мой дом вваливаются, будто в трактир! Я последний обо всем узнаю!..

Он подавил гнев, успокоился, взгляд его смягчился.

– Моя жена достойна вашей любви и привязанности…

– Конечно! Конечно! Я верю тебе! Но, должно быть, она изнывает от ожидания в Пскове. Почему она не приехала с тобой?

– Я хотел прежде поговорить с вами, выразить вам свое почтение…

– Почтение? – отозвалось насмешливое эхо.

Возвышаясь над сыном, Михаил Борисович покачивал головой и бурчал:

– Почтение? Да? Тронут. Но это все лишние церемонии. В конце концов, раз эта женщина твоя жена, мы должны смириться с тем, что ее место в этом доме…

Николай ушам своим не верил, все препоны рассыпались сами собой, он шел на врага и обрел союзника. Да, тон, которым говорит отец, странен, но нельзя требовать от него слишком многого, его честолюбие задето, а ирония дает ему определенное утешение.

– Вы действительно хотите этого, батюшка? – поднимаясь, спросил Озарёв-младший.

Озарёв-старший развел руками:

– Твое счастье прежде всего, дитя мое!.. Старики на то и существуют, чтобы быть разгромленными!.. Шучу, шучу!.. Ты вовсе не сокрушил меня, просто отодвинул в сторону, вот и все!.. Как зовут мою невестку?

– Софи, отец, я писал вам.

– Прости, успел забыть! Софи! Софи! Софи Озарёва! Почему бы и нет? Конечно, она не знает ни слова по-русски!.. Но это не имеет значения, мы все говорим по-французски… Мне не терпится познакомиться с моей невесткой-парижанкой…

– Возможно ли это, отец?

– Конечно! Что в этом удивительного? Сегодня я немного устал… Но завтра… Приезжай завтра с ней… На обед… И на всю жизнь…

Сын потерял голову от радости, никогда, даже в самых безумных мечтах, не рассчитывал он на столь счастливый исход.

– Как мне благодарить вас? Вы – лучший из людей! Если бы вы знали, как я сожалею, что мучаю вас тогда, когда вы больше всего нуждаетесь в заботе и утешении!..

Михаил Борисович выпрямился, лицо его порозовело:

– Ошибаешься, Николай, никогда я не чувствовал себя лучше. До завтра. – Движением подбородка указал ему на дверь.

Каждый раз, заслышав шум экипажа, Софи с бьющимся сердцем бежала к окну. Все напрасно. Время шло, она нервничала, ощущая одновременно непонятное ликование. Наконец, во двор въехала коляска Николая. Пока муж шел к дому, супруга еще раз поправила прическу, разгладила манжеты и, светясь счастьем, распахнула дверь.

Ей так хотелось увидеть Озарёва веселым, но лицо его оказалось задумчиво. Не сказав ни слова, он бросил шляпу на сундук и обнял жену. Неужели даже не заметил нового платья? Щеки у него были холодные, поцелуй – снежным. Софи отстранилась, пристальнее взглянула на него и испуганно спросила:

– Как вы нашли отца?

– Не слишком хорош.

– Болен?

– Болел. И серьезно! Воспаление легких.

– Это ужасно. Немедленно едем к нему!

– Нет, он нуждается в отдыхе. Хочет видеть нас завтра.

Опасаясь, что слишком горько разочаровал ее, о чем свидетельствовали погрустневшие глаза, Николай продолжал с улыбкой:

– Как бы то ни было, он рад будет познакомиться с вами. Просил передать вам тысячу любезностей…

Ему было трудно говорить. Поздравив себя с победой, теперь был скорее обескуражен легкостью, с которой она досталась, испытывая угрызения совести при мысли, что успехом этим обязан отцовской усталости. Уж лучше бы тот метал громы и молнии и только потом уступил доводам рассудка.

– Итак, мы отправимся к нему завтра, – произнесла Софи. – Для меня это будет великий день.

Муж отошел на пару шагов, восхищенно оглядел ее с ног до головы и прошептал:

– Вы ведь наденете это платье? Оно так идет вам!

Сидя между Николаем и Мари в большой гостиной дома в Каштановке, Софи оживленно рассказывала о Париже, о путешествии, первых своих впечатлениях о России, но оживление это скрывало смущение, которое не покидало ее с первых мгновений их приезда сюда. Тесть не вышел им навстречу. Она объясняла это его болезнью, но огорчение не становилось от этого меньше. Появится ли к обеду, как уверяет Мари? Девушка показала молодоженам их комнату на втором этаже. Сестру мужа невестка нашла очень красивой, но чересчур застенчивой, дикаркой, с грустной враждебностью во взгляде. Мсье Лезюр, напротив, лебезил перед гостьей, пытаясь продемонстрировать жалкое легкомыслие. Он, например, собрал все французские книги, которые обнаружил в Каштановке, чтобы отнести их «в гнездышко молодой пары», и теперь ходил туда-сюда по коридору, клацая башмаками. Раздался грохот – на пол посыпались книги, Мари нервно рассмеялась.

– Господин Лезюр зря это затеял, – сказала Софи. – Я вовсе не спешу погрузиться в чтение!

– Пусть делает! – возразила девушка. – Ему так хочется вам понравиться! И не только ему! Все мы надеемся, что Каштановка придется вам по душе!..

В ее словах чувствовалась некоторая неестественность, гостья испытывала все большую неловкость. Растерянно взглянула на мужа, тот был сам не свой – скованный, настороженный.

– Может быть, ты сходишь к отцу, узнаешь, как он, – обратился Озарёв к сестре.

– Ему известно, что обед через полчаса, я не стану беспокоить его, когда он готовится к выходу.

Софи обернулась и увидела за окном двух крестьянок, прилипших носами к стеклу – они пробрались вдоль стены, чтобы полюбоваться женой молодого барина, которую тот привез из Франции. Обнаружив, что их заметили, девушки исчезли в мгновение ока в ужасе от собственной смелости. На смену им пришел рыжий мальчуган, которому, должно быть, пришлось встать на что-то, иначе не дотянулся бы до окна. Незнакомка улыбнулась ему, малыш испугался и немедленно испарился. Раздался звук оплеухи.

Сколько слуг в Каштановке? Двадцать? Тридцать? Сорок?.. – думала она, вспоминая, что уже видела няню Василису, ливрейного лакея с выбритым черепом, кучера в длинном голубом одеянии с малиновым поясом, пухленьких горничных с косами, в которые вплетены красные ленты, мальчишку в ситцевой рубахе, в обязанности которого входило бегать по коридорам и службам, передавая приказания, прачек, прислугу, повара-татарина, истопника с черными руками и опаленными ресницами, экономку с огромной связкой ключей на животе… И это только малая часть! К тому же Николай объяснил, что все это крепостные, занимающиеся работой по дому, но есть еще те, кто живет в деревнях и занимается землей.