Влад Йовицэ - Дмитрий Кантемир

– Ничего, ваше величество. Благодарю.

Тем временем к ним приблизились бояре.

– Не желаете ли сказать что-нибудь боярам на прощание?

Маврокордат поднял на Йордаки Русета взгляд, полный ненависти, и тонкие губы его задрожали.

– Им – нет, ваше величество, – глухо проговорил он. – А вот вам я бы хотел сказать два слова…

– Говорите. Я слушаю.

– Судьбы людские в руках всевышнего. – Голос грека звучал уже почти спокойно. – Я не сетую, что он отвернул от меня свое лицо. Одно лишь печалит меня – что я не царствовал всего лишь на час больше. Тогда бы успел размозжить голову гадине, что пыталась заползти на господарский трон! Берегитесь. Эта змея ядовита!

Все посмотрели на Йордаки Русета.

– Да благословит вас бог! – Маврокордат повернулся и направился к карете.

Из толпы челяди, собравшейся недалеко от крыльца, вышел верзила с тупым лицом и наголо обритой, похожей на пестик головой. Размахивая длинными руками, он заспешил к боярам. У его бедра висел длинный, грубо сработанный меч – конец его царапал землю. Пробравшись между боярами, он приблизился к господарю.

– Ваше величество! – заговорил он глухим, как из бочки, голосом. – Русета ты освободил, Маврокордатч отпустил. А мне никого не оставил! Не хочу я госпо-дарский хлеб даром есть, он у меня поперек горла встанет…

– Кто этот человек? – нахмурил брови Кантемир.

– Палач, – ответил Русет.

– Что ему надо?

– Он просит работы.

– Уберите его из крепости! – приказал господарь дрожащим от гнева голосом.

Дорога углублялась все дальше в лес, и старый цыган, сопровождавший Родику на прогулке, проговорил ворчливо:

– А не повернуть ли нам коней, боярышня?

– Волков боишься, Фалибог?

– Тех, что о двух ногах…

– Так знай, что завтра я поеду гулять без тебя, – засмеялась Родика и, хлестнув коня, помчалась вперед.

Цыган тоже стал немилосердно нахлестывать свою лошадь, но догнать госпожу так и не смог.

Выехав на лесную поляну, Родика придержала коня. Собралась было спешиться, но вдруг вздрогнула: в нескольких шагах от нее стоял на задних лапах рыжий медведь! Какое-то время он оставался неподвижным, а потом, к величайшему изумлению девушки, начал приплясывать и кататься по траве. Страх у Родики прошел. Она уже готова была прыснуть со смеху, но сдержалась. Нахмурилась и что было силы стегнула медведя плетью.

– Ой! – крикнул медведь человечьим голосом и торопливо заковылял в сторону.

Морда зверя откинулась на спину, и под ней оказалось человеческое лицо. Лицо это выражало боль. Притворную, конечно.

– Простите, капитан, – сказала Родика. – Я думала, что у вас больше ума!

– Когда я вижу вас, боярышня, я теряю даже тот, что у меня есть. А чтобы вас увидеть, готов влезть не то что в медвежью – в собачью шкуру!..

– Ваши речи сладки как мед, капитан.

– Благодарю, боярышня.

– Они даже слаще, чем…

– Чем что, боярышня?

– Чем ложь!

Капитан Декусарэ вылез из медвежьей шкуры, навьючил ее на своего гнедого, что пасся неподалеку, и, сев в седло, подъехал к Родике.

– А ведь есть на свете кое-что еще слаще!

– Что может быть слаще лжи, капитан?

– Твой поцелуй, Родика!

– Вы его никогда не получите, капитан.

– Никогда? Что ж, поживем – увидим…

Родика тронула коня и поехала прочь с поляны. Капитан последовал за ней.

Вскоре из леса донеслись звуки турецкой речи. На поляну выехали три всадника на белых скакунах. Родика осадила своего коня на середине поляны. Турки проехали мимо нее, но Декусарэ преградили путь.

Родика прикрыла лицо головным платком. Турки оглядели ее, перевели взгляд на капитана и снова посмотрели на Родику – теперь уже пристально и нагло. Один из них, низенький, коренастый, судя по форме и оружию офицер, оказался за спиной Родики. Он подмигнул, похотливо хихикнул и, обернувшись к своему спутнику слева, многозначительно кашлянул в кулак. Спутник этот был помоложе остальных, стройнее и горячее.

– Эй ты, гяур! – крикнул он, подбоченясь. – У тебя красивая сабля. Она мне нравится…

– Мне тоже! – отозвался капитан.

– Могу поклясться, ты ее украл.

– Эта сабля моего деда.

– А мне нравится твой конь, – вмешался третий всадник, худой угрюмый турок, куривший трубку, инкрустированную золотом.

– А мне – твоя трубка, – отпарировал Декусарэ.

– Обменяемся?

– Нет.

– Почему же?

– Конь – это все, что осталось мне от отца. Турки переглянулись. Офицер громко рассмеялся:

– А красавица тебе от кого досталась, гяур?

– От бога, господа турки! Она – моя жена.

– У нас на Востоке есть обычай, гяур: если гостю что-нибудь нравится, хозяин отдает ему с радостью…

– А у нас нет такого обычая, – ответил капитан, положив руку на эфес сабли. – Да и вы, господа, не гости званые!

– Мы – хозяева! – сказал хмурый турок. – И что не отдают нам по доброй воле, берем силой!

– Не советую! – обнажил саблю капитан.

Родику охватила дрожь. В следующее мгновение маленький турок, что был у нее за спиной, схватил ее поперек туловища и, словно травинку, выдернул из седла.

Турок с трубкой во рту набросился на Декусарэ. Сабля капитана взвилась и, опустившись на ятаган турка, высекла из него искры. Турок пригнулся к гриве коня, но трубки изо рта не выпустил. Выдохнул клуб дыма и снова поднял ятаган. Но капитан снова нанес удар саблей. Чубук, дымясь, упал на землю, а мундштук остался у турка во рту. Турок выплюнул его и, подхлестываемый смехом своих товарищей, взметнул коня на дыбы.

Ожесточенная схватка длилась недолго. Турок с рассеченным плечом охнул и завалился в седле. Потом скатился с коня, вытянулся на траве и застыл.

Турки не сводили глаз с капитана. Лица их помрачнели. Офицер, который до этого, повалив Родику в седле, пытался сорвать с нее платье, теперь обнажил ятаган. Но его спутник крикнул заносчиво:

– Обойдусь без твоей помощи, Али-бей! Ты ведь без моей помощи обходишься, ну так и занимайся своим делом!

Совет пришелся Али-бею по душе. Он еще крепче прижал девушку к седельной луке, сдавил ей плечо. Родика извивалась в его руках как ящерица, но ей никак не удавалось ни соскользнуть с седла, ни хотя бы уберечь лицо и шею от жадных поцелуев. Время от времени Али-бей бросал взгляд на противников, которые сражались между копнами сена, потом снова принимался рвать платье на Родике. Отчаянное сопротивление девушки вызывало у него лишь приступы смеха.

На поляне уже стало тихо, но Али-бей продолжал смеяться: он ничего не видел и не слышал. Даже голос капитана Декусарэ услышал не сразу. А когда наконец услышал и поднял голову, вздрогнул: молодой турок, его спутник лежал на траве вниз лицом.

– Отпусти девушку! – крикнул Али-бею капитан. – И целуйся со смертью.