Герман Нагаев - Пионеры Вселенной

Вечером старик Цандер осмотрел больного и сказал, что все хорошо. Когда совсем стемнело, Фридрих отвез его в Московское предместье, к «Тетке»…

На другой день в городе началась всеобщая забастовка. Поезда и трамваи не ходили, газеты не вышли. Фридрих пошел в институт пешком и изрядно опоздал. Однако когда он подошел к зданию института, там толкались и шумели студенты, кто-то говорил речь. На дверях висело извещение:

«Дирекция Политехнического института уведомляет господ профессоров и студентов, что из-за неповиновения многих студентов установленному порядку, по распоряжению его превосходительства генерал-губернатора – институт закрыт до особого распоряжения».

Второй месяц бурлила Рига. То там, то тут вспыхивали забастовки, стачки, митинги. Бастовали не только заводы, транспорт, но и многие учреждения. Трамваи ходили с перебоями, а то и вовсе стояли; театры не работали, институт по-прежнему был закрыт. Многие иногородние студенты разъехались по своим городам, другие ходили по заводам и фабрикам, выступали на сходках и митингах, призывали к восстанию.

В городе по ночам расклеивались прокламации и воззвания, призывавшие к сплоченности, к организованной борьбе за свободу, за свержение самодержавия. Под воззваниями стояла подпись: «Рижский комитет РСДРП».

Обыватели по вечерам крепко запирали двери и спать ложились со страхом и молитвой.

Богатые студенты больше отсиживались по домам, пили, резались в карты.

Фридрих первое время аккуратно ходил в институт, справлялся, не начались ли занятия, но в конце концов – бросил.

Братья и отец тоже большую часть дня сидели дома. Сновали из угла в угол в гостиной, спорили о событиях в городе, нервничали… Фридрих закрывался в своей комнате и пытался размышлять над ракетой, делать наброски расчетов полета на Марс и Венеру, но доносившиеся снизу раздраженные голоса не давали сосредоточиться. Он вскакивал и сердито ходил по комнате. «Нет, чтобы что-то обдумать – нужно душевное спокойствие. Нужна тишина…» Фридрих выходил в сад, но и там было невесело: деревья оголились и в них свистел ветер. Фридрих снова закрывался в своей комнате и читал, читал до отупения. Читал все, что попадало под руку, лишь бы забыться…

Иногда ему приходила мысль отыскать Яниса Кудзиня и сказать, что он готов бороться вместе с ним, что ему осточертела такая жизнь. Но Фридрих безнадежно махал рукой: «Какой из меня боец за свободу, я буду лишь путаться под ногами…»

В воскресенье вся семья обедала дома. Отец на этот раз оказался в хорошем настроении. Охотно разговаривал, расспрашивал сыновей о событиях в городе, даже шутил.

Фридрих ел молча, думая о чем-то своем. Он, как самый младший, больше всего беспокоил отца.

– Послушай, Фридрих, ты совсем превратился в улитку. Целыми днями сидишь в своей комнате, как в раковине.

– Что же мне, прикажете играть в карты? – обидчиво спросил Фридрих.

– У тебя пока есть теплый уютный дом и средства, чтобы учиться.

– Но ведь институт закрыт!

– Я ужинал вчера у адвоката Оттеля. Их младший, кажется, твой однокашник?

– Да, Виктор учится со мной.

– Так вот, он и еще несколько студентов из Политехнического, собираются в Цюрихский университет… Почему бы тебе не махнуть с ними? А? Деньги я дам… Ведь из-за этих забастовок может пропасть год…

– Не знаю, папа… Это так неожиданно…

– Поезжай, сынок, я сам когда-то мечтал учиться в Цюрихе. Это один из лучших университетов в Европе.

– Там же нет механического факультета?

– Что за беда! Поступишь на физический. Главное – получить знания и диплом!

– Я бы почел за большое счастье! – вздохнул кто-то из братьев.

– Спасибо, папа… Я готов!.. Только, наверное, уже поздно?

– Оттель обещал все устроить. Иди к себе и собирайся…

В понедельник вечером к Фридриху поднялся отец. Глаза его теплились радостью, а брови хмурились, чтоб приглушить ее.

– Папа! Ну, что? Что сказал Оттель?

– Все улажено. Завтра тебе надо взять документы и передать их Виктору для отца. Иди, он ждет тебя в гостиной…

Упитанный, круглолицый, с аккуратным пробором в черных прилизанных волосах, Виктор, развалясь в кресле, курил сигару.

– А, Фридрих! – обрадовался он и, привстав, протянул белую, холеную руку. – Ну, мы берем тебя в компанию. Едут Басов, Мюллер, я и еще четверо, которых ты не знаешь. Все – отличные парни!

– Думаешь, нас примут?

– Не беспокойся. У меня дядя в Цюрихе. Списались. Он обещал похлопотать.

– А когда ехать?

– Через три дня. Завтра нужны твои документы и прошение на имя губернатора. Ты доволен?

– Даже не знаю… так это неожиданно.

– Чудак! Ведь Цюрих – Европа! Это надо понимать! Эх и заживем мы там… – Оттель поцеловал кончики пальцев и, закатив глаза, вальяжно развел руками. – Мечта-с!..

В субботу, днем, в порту собралась большая группа провожающих. Тут были и молодые люди, и барышни, и старики – родители. Студенты расположились в каютах второго класса. Прощанье было шумным, веселым. Пили шампанское, кто-то играл на гитаре…

Пароход отошел от берега, и на палубе грянула песня:

Фридрих стоял чуть поодаль и, слушая залихватскую студенческую песню, с грустью смотрел на уплывающую Ригу. Будущее рисовалось ему весьма смутно…

Море штормило. Только на третьи сутки пароход пришел в Штеттин. Там веселая ватага пересела в поезд. Подъезжали к Цюриху. Студенты сгрудились у окон. Вдалеке, в утренней дымке, прорезались высокие горы. Они казались то серовато-лиловыми, то голубовато-бурыми с глубокими темными впадинами. А когда поезд поворачивал – играли желто-розовыми бликами, ослепительно сверкали снежными вершинами.

Поезд петлял. Горы то словно отодвигались и тонули в дымке, то вдруг призрачными утесами нависали над самым поездом…

Но вот показалось плоскогорье, потянулись зеленые холмы, сверкнула на солнце лазурная гладь озера.

Над озером, в купах пожелтевших и побуревших деревьев, замелькали красные черепичные крыши домов, белые причудливые виллы.

После завтрака в отеле все пешком направились в город. Решено было начать осмотр с верхней части нового города, расположенной на пологом склоне горы Цюрихберг, где находились университет и политехникум. Было задумано все осмотреть, поговорить со студентами, собрать необходимые справки об этих заведениях и уже тогда принять окончательное решение.

Крутая опрятная улица с белыми домами в два-три этажа, с красными черепичными крышами вывела на широкую площадь. В цветистой зелени молодого сада возвышались массивные здания университета.