А. Сахаров (редактор) - Александр III

Наступило неловкое молчание.

Незадолго до этого дядя Низи был отставлен от командования гвардией, которое Александр II передал цесаревичу. «Не может простить ему многое, в том числе и Числову, – думал Александр Александрович. – Искоренение разврата при дворе совершенно необходимо. Но воистину: врачуя – исцелись сам!»

Он вспомнил, как в начале этого, 1880 года отец выслал из Петербурга графиню Гендрикову, одну из своих прежних – и многочисленных! – любовниц. Она начала ему надоедать, написала, говорят, предерзкое письмо, которое, ничего не зная о его содержании, передал государю шеф жандармов Дрентельн. Эта Гендрикова повсюду публично ругала императора, говорила, что он «La vieux mine» [109]. И в двадцать четыре часа её попросили убраться подобру-поздорову…

«И вот эта Юрьевская… Уже не любовница, не фаворитка, а жена! Долгие годы – жена при живой императрице! Царь-двоежёнец! Папá, папá! Впрочем, Бог ему судия! Не нам, не нам винить его, – повторял цесаревич. – Как сказано в Евангелии, не суди, да не судим будеши…»

Арапы в красных камзолах (отсюда и произошло название столовой) разносили блюда. Император поднялся с бокалом шампанского:

– Пгошу выпить здоговье моей супгуги Екатегины Михайловны, светлейшей княгини Югьевской!..

Все покорно поднялись. Государь тихо, но внятно сказал жене:

– О, как долго я ждал этого дня! Четыгнадцать лет! Что за пытка! Я не мог её больше выносить! У меня всё вгемя было такое чувство, что сегдце не выдегжит более этой тяжести…

Романовы мрачно переглядывались, но никто не произнёс ни слова. Досужие дворцовые лакеи давно уже предали огласке всё, что произошло накануне. Знал об этом не понаслышке и наследник.

Ровно через месяц после кончины Марии Александровны император как-то, приобняв княжну Долгорукую, спокойно произнёс:

– Я гешил в воскгесенье шестого июля, когда кончится Петговский пост, обвенчаться с тобой пегед Богом…

Даже самые приближённые и преданные ему лица – граф Адлерберг и генерал Рылеев – узнали об этом только за три дня до венчания, а придворный священник отец Никольский был извещён лишь в последний момент.

Когда Александр II объявил о своём решении графу Адлербергу, тот изменился в лице.

– Что с тобой, голубчик? – осведомился император.

– То, о чём вы мне сообщили, ваше величество, чрезвычайно серьёзно. Нельзя ли было бы несколько отсрочить? – сконфуженно пробормотал министр двора.

– Нет, Александг Владимигович! Нельзя! – резко возразил император. – Я жду уже четыгнадцать лет. Четыгнадцать лет тому назад я дал слово! Я не буду ждать долее ни одного дня! Я обязан сделать это, тем более что у меня от княжны есть дети…

Он помолчал и уже тихо и грустно добавил:

– Надо тогопиться… Кто может погучиться, что меня не убьют даже сегодня…

Адлерберг набрался храбрости:

– Сообщили ли вы, ваше величество, об этом решении его императорскому высочеству наследнику-цесаревичу?

– Нет. Да он и в отъезде. Я скажу ему, когда он вегнётся, недели чегез две. Это не так спешно…

– Ваше величество, – взмолился Адлерберг, – он будет очень обижен этим… прошу вас, подождите его возвращения…

– Нет, дгуг мой, – сухо отпарировал император. – Я госудагь и единственный судия своим поступкам.

Само венчание происходило тайно – император, словно тать, прятался от всех. Даже генерал Ребиндер, комендант царской квартиры, благодаря своему статусу имевший право входить во все покои, пребывал в полнейшем неведении.

В маленькой комнатке Царскосельского дворца, выходящей окнами во двор, без мебели, был установлен походный алтарь – простой стол с двумя свечами, крестом, Евангелием и обручальными кольцами. Роль шаферов исполняли генерал-адъютант граф Баранов и Рылеев – они держали венцы. За ними стояли лейб-фрейлина Шувалова и граф Адлерберг.

В тишине протоиерей трижды повторил торжественные слова венчания:

– Обручается раб Божий император Александр Николаевич с рабой Божией Екатериной Михайловной…

В тот же вечер царь подписал следующий документ:

«УКАЗ ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩЕМУ СЕНАТУ.

Вторично вступив в законный брак с княжной Екатериной Михайловной Долгорукой, Мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом светлейшей. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом Нашим детям: сыну нашему Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, а также тем, которые могут родиться впоследствии. Мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям сообразно ст.14 Основных законов Империи и ст. 147 учреждения императорской фамилии.

Фамилию светлейшей княгини и своей второй жены придумал сам царь: он обратился к имени её предка князя Юрия Долгорукого, основателя Москвы. Эта новость передавалась, обрастая самыми невероятными подробностями, из одного великосветского салона в другой и, нарастая словно девятый вал, достигла Аничкова дворца и цесаревны Марии Фёдоровны. Сановные сплетники распространяли фантастические слухи об исторической вражде между Романовыми и Долгорукими. Они вспомнили легенду: будто какой-то старец двести лет тому назад предсказал преждевременную смерть тому из Романовых, который женится на Долгорукой. В подтверждение этой легенды сплетники ссылались на трагическую кончину на пятнадцатом году жизни Петра II. Разве он не погиб в день, назначенный для его бракосочетания с роковой княжной Долгоруковой? И разве не было странным, что лучшие доктора не смогли спасти жизнь единственному внуку Петра Великого?!

Об этом рассказывала Марии Фёдоровне графиня Воронцова, статс-дама покойной императрицы Марии Александровны.

– Моё положение столь неловко и я так обескуражена, что, кажется, ненавижу княгиню Юрьевскую! – с жаром отвечала цесаревна. – Я никогда не признаю эту авантюристку. Она достойна лишь презрения!..

Графиня Воронцова изумилась:

– Вы так откровенно и так горячо высказываете ваше неудовольствие, что это даёт мне право думать, что вы не делаете из этого секрета.

– Да, – отвечала цесаревна. – Можете кому хотите об этом рассказывать!..

…Парадный обед в честь супруги русского императора между тем продолжался. После десерта гувернантка ввела её детей – Ольгу, Екатерину и Георгия.

– А вот и мой Гога! – гордо воскликнул Александр II. Он высоко поднял крепкого розовощёкого мальчугана и посадил себе на плечо. – Ну, скажи нам, Гога, как тебя зовут?

– Меня зовут князь Георгий Александрович Юрьевский, – заученно громким голосом объявил Гога и принялся теребить ручонками седые бакенбарды отца.

– Очень пгиятно познакомиться, князь Югьевский! – с улыбкой говорил государь. – А не желаете ли вы, молодой человек, сделаться великим князем?